Льются слова, утекая в песок...(СИ)

Сначала сойдёт физическое влияние, после - моральное. Она не знала, дорог ли Глеб ей самой, или, может быть, это лишь фантомные чувства, оставшиеся после множества прочитанных им книг, но теперь это почти не имело никакого значения - Таня почти смирилась с тем, что он ей важен. Действительно важен - слишком, чтобы это было легко и просто отрицать.

Она подошла ближе - и отпрянула, стоило только посмотреть на его плечо.

Клеймо было не таким уж и заметным - но будто бы доселе сочилось кровью. Тане хотелось отвести взгляд - не смотреть на него, не видеть, не слышать, не знать, - но выбросить из памяти уже увиденное оказалось просто невыполнимой задачей.

- Что это? - прошептала она, глядя на него. Хотелось, чтобы Глеб повернулся и посмотрел ей в глаза, вот только он даже не содрогнулся.

- Ничего.

- Ничего? До сих пор кровоточит, и это на плече-то у некромага? - недовольно спросила она. - Ты с ума сошёл? Почему ты мне не сказал?

- О чём? - он повернулся к ней, всматриваясь в изумрудные, цвета весенней травы глаза. На губах его застыла какая-то странная усмешка, будто бы исполненая боли и отчаянного раздражения. Глеб словно пытался оттолкнуть от себя любые предположения о том, что делать дальше, о том, как жить - в его сознании осталось только что-то дико-пустое и никому уже не нужное.

- О том, что… - она запнулась. - Нет, всё же, я не понимаю. Это ведь…

- Клеймо Безликого, - хмыкнул он. - Ты помнишь его по гербам из истории с палачом, - он отвернулся от неё. - Ты многое помнишь, Гроттер, но ничего не хочешь понимать.

Может быть, когда-то он её и любил - но теперь Таня видела во взгляде некромага только голодную, злобную одержимость. Он словно собирался прямо сейчас броситься на неё, душить - убить за то, что она посмела жить на этом свете.

- Я не желаю ни о чём говорить, - промолвил он наконец. - Может быть, когда-то мы сможем это убрать, а сейчас сие не имеет значения. У нас всё равно гости.

- Гости?

- Знаешь, - Глеб покачал головой, - если б я читал о них книгу, то выбрал бы историю о секте. Странную, интересную историю - о парне, который внезапно решил выдернуть верующую из их лап…

Она рванулась к окну, желая увидеть тех, кто прибыл, но Бейбарсов коротким, рваным жестом остановил её, сжал плечи.

- Прекрати, - выдохнула она - слышать не хотелось совершенно. - Может быть, ты в очередной раз втянешь меня в книгу и дополнительную дозу проблем?

- О… - он покачал головой. - Ведь это так глупо. Нет, конечно же. Но ты послушай… Знаешь, такая себе милая сектантка, вроде бы и не фанатичка, но её заталкивают всё глубже и глубже. Все. Друзья - им так удобно. Родня - абы избавиться. Даже те, кого она любила, кому она верила - всё дальше в жертовность. Милая хорошенькая девушка внезапно начинает думать, что она ничего не значит в этом мире, кирпичик мироздания, зачем отличаться? Она выбрасывает все свои платья…

- Прекрати!

- Выбрасывает все свои платья - нет, не так, она отдаёт их бедным! Она натягивает на себя мешковатые джинсы и старые футболки, она отчаянно пытается казаться бледнее, незаметнее, но секте этого мало. Секта пьёт не кровь, но молодость и силу. И им надо, чтобы она стала серым пятном! Это невозможно сделать в городе, представляешь?

Она отвернулась. Не слушать, не слышать - это так просто!

Но Бейбарсов не принимал поражений. Он вновь схватил её за плечи - девушка вскрикнула от боли, ведь синяки никуда не пропали, - и продолжил, монотонно и уверенно:

- И тогда он её встречает. Он - просто не верующий, знаешь. С определённым своим мнением, с какими-то представлениями о жизни - никого не убил, ничего не украл, но и кланяться вере не желает. Церковь - просто не его. Но секта неумолима! Они сразу понимают, что затянуть его не получится, потому что слишком упрям и уверен в своих силах, значит, надо переубедить её. И они грызут её, мучают, толкают на какие-то странные действия. У них есть идеальная кандидатура, белобрысое Дитя Света - почему бы и нет?! Они говорят - плохой, плохой, не живёт по нашим правилам!

Она всхлипнула - но Бейбарсов будто бы и не желал слышать ни единого слова, ни единого звука. Голос его звучал, будто бы у безумца - холодно, звонко, страшно.