Панас выбрал второй вариант. Вернувшись с тремя стаканами из чистого серебра, по всей вероятности освященными, батюшка предложил отойти за церковь, смущаясь заниматься алкоголизмом на глазах у прихожан, которые тем временем потихоньку подтягивались на службу. Панасу пришлось глушить «Палёнушку» в одну персону, как заправскому алкоголику — Сеня и Стикс отказались составить ему компанию в утренних возлияниях.
Выпив грамм триста, батюшка попросил сделать перерыв и перекурить. Отказать себе в удовольствии подымить лишний раз Сеня не мог. Да и не хотел, если уж говорить откровенно, потому как относился к числу тех потребителей табака, которые получают от своей привычки искреннее удовольствие.
— Кажется, клиент созрел, — сказал бес, глядя на слегка окосевшую физиономию батюшки.
Стикс растворился в воздухе. По телу священника пробежала мелка дрожь. Глаза Панаса на мгновение сверкнули ярким желтым светом.
— Ну что? Получилось? — спросил Сеня, наблюдавший за фокусом.
— Вроде да, Сенечка, — произнёс Панас. — Эх, давненько я не занимался подобными вещами! — он хихикнул.
— Тогда, давай обсудим дальнейший план. В общем, я думаю…
Сенин план оказался проще простого: Стикс, удобно расположившийся в батюшкином теле, должен был прийти на приём к доктору Метастазову и убедить того поставить подпись в дьявольском контракте на продажу собственной души. Для пущей убедительности он хотел продемонстрировать онкологу папку с документами, в которых описана грустная, долгая и крайней трагичная история болезни ныне почившей ведьмы. И даже посоветовал бесу взять одну справку на «приём». Сам же Сеня идти на встречу отказался, по-крайней мере, до тех пор, пока клиент не испытает острого желания заключить договор с дьяволом. Сразу попрошу тебя, дорогой читатель, воздержаться от обвинений в малодушии — вряд ли кто-то захочет дважды проверять челюсть на прочность, особенно, если этого можно избежать, воспользовавшись мозгами. И да, Сеня, немножечко, пардон, «зассал» не в меру здоровенного боксёра, чего уж ходить вокруг да около в бессмысленных поисках изысканных выражений…
Бес, освоившись в теле господина Копеечкина, зашёл в церковь и громогласно объявил, заплетающимся языком:
— Братья и сестры! Короче, сегодня литургия отменяется. У нас с Сенеч… тьфу, я говорю, долг обязывает меня присутствовать в другом месте, где не обойтись без помощи служителя божьего… — «батюшку» передёрнуло. — Прошу вас, браться и сестры, ступайте с миром!
Отправив удивлённых прихожан по домам, Стикс вышел на улицу, где его ждал Сеня. Как оказалось, бес прекрасно чувствовал себя в церкви, находясь в теле батюшки, который всё видел и слышал, однако ничего не мог с собой поделать. Хотя правильнее было бы сказать не с собой, а с бесом, который управлял его телом.
Лицо подъехавшего таксиста озарила ехидная ухмылка, когда тот почувствовал волну перегара от «батюшки», державшего в руке литровую бутылку водки. Доехав без приключений до клиники, Сеня рассчитался с водителем и помог «священнику» вылезти из машины.
— Ну что, поп-картонный лоб, придумал, как будешь доктора уговаривать? — спросил он, поправляя съехавшее облачение Панаса.
— Сам ты картонный! Я не картонный, я, между прочим, очень даже умный лоб, друг мой Сенечка! — обиженно возразил батюшка. — Не переживай. Мы найдём общий язык… кстати, я тут кое-что придумал, так что будь готов помахать папочкой, если увидишь меня в окне, хорошо?
— Да как скажешь.
Сеня вошёл в двухэтажное здание клиники вместе с «волком» в шкуре священника, который сжимал в руке бутылку «Палёнушки». Узнав в регистратуре номер кабинета Метастазова, он отправил беса на «приём», а сам направился на улицу ждать обещанного сигнала в окне. Папка, разумеется, осталась у него, если не считать пары справок, которые забрал Стикс.
Сеня курил, разглядывая окна на втором этаже и гадая, в каком из них появится усатая физиономия Панаса. Бес тем временем постучался в двадцать первый кабинет. Услышав: «Войдите!», Стикс не заставил врача повторять приглашение и вошёл, аккуратно прикрыв дверь.
— Бог в помощь, сын мой! — поздоровался Стикс, закашлявшись.
— И вам не хворать, батюшка, — неторопливо проговорил Метастазов. — А вы… вы, прошу прощения, что себе позволяете?..
Удивленное лицо врача, сидевшего за столом, заваленным документами, вытянулось. Надо признаться, Дмитрий Сергеевич очень смутился, увидев батюшку с «литрушкой», который заполнил перегаром кабинет, едва открыв рот.
— Итак, — громогласно заявил Стикс, не давая Метастазову произнести ни слова возмущения, — коли твоя душа, ещё жива, ответь, не хочешь ли спасти её? — спросил «батюшка», ставя на стол бутылку водки.
— Ну, знаете! — возмутился врач. — Я, конечно, всё понимаю, все мы люди, но вы же священник! Вы — служитель божий…
Панас закашлялся и замахал руками.