Ливень в графстве Регенплатц

– Да как ты смеешь!.. – покрасневший от гнева Олдрик Фатнхайн даже ударил кулаком по столу.

– Мне отец также предоставил выбор: либо Регенплатц и брак с Зигминой, либо ничего. Я должен был спорить с отцом? И вы напрасно злитесь. Хотя Зигмине и не достался Регенплатц, но и дурная слава её тоже миновала. Её жених умер, Зигмина не отвергнута, просто она не успела выйти замуж.

Густав отвернулся от пыхтящего ненавистью собеседника и направился к двери.

– А теперь извините, маркграф, мне действительно нужно заняться неотложными делами. Вы ведь не уезжаете?

– Ну уж нет, – прорычал Олдрик Фатнхайн. – После всех оскорблений, которые претерпела в этом замке моя семя, я и дня здесь не останусь. И на церемонии похорон нас не будет!

– Очень жаль, – холодно отметил Густав. – Что ж, тогда прощайте.

– Прощайте. И помните, что отныне я ваш враг.

После неприятного разговора с маркграфом Густав всё-таки зашёл в покои отца. Там Патриция отдавала необходимые распоряжения, наблюдала за обмыванием покойного супруга, его облачением в похоронные одежды, за соблюдением всех правил обряда, говорила с епископом о проведении траурной церемонии. Видно было, что женщина очень устала, однако дела не позволяли ей расслабиться. На вошедшего сына она бросила строгий взор.

– Где ты пропадаешь? – тихо спросила Патриция. – Ты должен быть здесь.

– У меня были неотложные и не менее важные дела, – спокойно ответил Густав.

– Какие?

– Потом расскажу.

Патриция не стала настаивать.

– Зайди в покои Берхарда, – попросила она, – посмотри, всё ли правильно там слуги выполняют.

– Зайдите сами, – поморщился Густав. – Не хочу его видеть.

– Боишься взглянуть на творение рук твоих?

– Нет, что вы, матушка. Боюсь, что вместо того, чтобы плакать, я стану смеяться от радости.

Патриция смерила сына холодным взглядом.

– Смотрю, тебя и смерть отца не особо печалит, – заметила она.

– Вы не правы, смерть батюшки весьма огорчительна для меня, – возразил Густав с полным равнодушием в голосе.

Патриция тяжело вздохнула и покачала головой. Женщина знала, что сын её эгоистичен и циничен, но что он настолько жесток, не верила. Магда была права, она воспитала чудовище.

– Пойдём тогда вместе, – сказала Патриция. – А потом ты меня проводишь.

В покоях Берхарда Регентропфа слуги завершали свою работу. Обмыли и переодели усопшего, прибрали покои. Уже переодетый в одежды для последнего пути Берхард лежал на кровати со сложенными на груди руками, лицо его было бледно и спокойно, глаза закрыты. Приблизившись к кровати, Густав взглянул на недвижное тело своего сводного брата. Приятно, очень приятно было смотреть на него и осознавать, что он мёртв, что он больше никогда ничего не скажет, не сделает, не присвоит и проблем больше не создаст. Приятно и радостно на душе.

– Спи спокойно, волчонок, – тихо молвил Густав. – Я так рад твоей кончине, что даже не стану просить у тебя прощения.

Маленькое пламя горящей у изголовья свечи вдруг ярко вспыхнуло и резко погасло, будто кто-то задул его. Густав не обратил на это внимания. Он улыбался, он был доволен собой, он был доволен наступающей жизнью. Жизнью короля Регенплатца.

– Мы почти закончили, ваше сиятельство, – подойдя к госпоже, с поклоном сообщила пожилая служанка. – Будут ещё какие-нибудь распоряжения?

– Нет, – ответила Патриция, оглядев комнату. – Как доделаете, можете идти отдыхать.

– С вашего позволения.

Служанка вернулась к прерванной работе. Патриция же подошла к Густаву.

– Ты же не хотел его видеть, – сказала она сыну, – а сам глаз не сводишь.

– Зрелище уж слишком приятное, – честно ответил Густав, и улыбка его стала ещё шире.

Патриция кинула краткий взор в сторону пасынка и отвернулась. Она тоже была рада наконец избавиться от него. И если бы не смерть Генриха, она, возможно, даже испытывала бы счастье.

– Пойдём, – позвала Патриция.

Мать и сын торопливо шли по тусклым и затихшим коридорам замка. Оба молчали, углубившись каждый в свои мысли. Густав вновь размышлял о том, кто ещё мог догадаться о его преступлении? Думал, перебирал в уме имена.

– Что-то я не видел в комнатах лекаря Гойербарга, – спросил Густав. – Где он?

– Я отпустила его на отдых, – ответила Патриция. – У него сегодня был очень тяжёлый день.

– Вы знаете, что он догадался об истинной причине смерти волчонка?

Патриция вскинула на сына резкий взгляд.

– Знаю, – сдержанно ответила она. – Однако всем он объявил, что Берхард умер от лихорадки.

– У него наверняка есть доказательства отравления…

Патриция снова с опаской покосилась на Густава.

– Не трогай его. Возможно, у лекаря есть доказательства, но он не знает, кто именно совершил злодеяние. Нам с тобой Гер Питер сочувствует и весьма огорчён тем, что не смог распознать отраву и вовремя подобрать лекарство против неё. Он был искренне расстроен, я видела даже слёзы на глазах его, и он просил у меня прощения. Лекарь Гойербарг всегда был и остаётся другом нашей семьи. И дабы избежать злых пересудов и ненужных подозрений, он поклялся мне, что не станет оглашать истинную причину смерти Берхарда и смолчит о ней даже перед королём.

– И вы ему верите?