Ло. Лётная школа

— Мне нужно пятьдесят крон, брат, — не стала я ходить долго кругами.

— Ого! Женщина?

— Ну-у, — я поискала глазами что-то на потолке и засмеялась.

— Дороговато начинаешь, братка, смотри избалуешь, — ухмыльнулся здоровяк, — но раз надо, значит надо.

Он, как пушинку, выдернул сумку из-под кровати. Отсчитал грубыми толстыми пальцами лиловые купюры.

— Я верну, — я чуть было не чмокнула побратима в щечку, но вовремя одумалась.

— Не парься, малыш. Когда разбогатеешь, я первый займу у тебя без отдачи, — Ваня пребольно приложил меня коленом пониже спины, отправляя на выход. Медведь!

Крайнее преступление снова совершила я, когда увела ключи от кабриолета из комнаты комэска. Кацман в деле краж и обманов оказался на диво бездарен. Обнаружив мои губы в известном состоянии, толстяк впал в меланхолию и жевание воротника. Сел в уголке моей спальни на жесткий венский стул. Что-то бормотал себе под нос и рисовал круги на штукатурке стены указательным пальцем.

В тесной душевой я разделась догола. Снова пыталась разглядеть себя в отражении надоевшего оконного стекла. Надо купить нормальное, обычное зеркало. Как это было у меня в Сент-Грей. Что-то часто я вспоминаю свою бывшую школу. Соскучилась? Тянет? В природе окончательно спустился поздний вечер. За стеклом стояла я. Белая фигура с красными губами на фоне квадратной плитки грязно зеленого цвета. Достал этот аскетизм мужского обитания! Но интересно! Что нашел во мне Максим? Как он вежливо-небрежно отшил Веронику! А ведь ее фигура гораздо женственнее моей. Зато у меня черты лица тоньше, идеальнее. Плечи прямые, пацанские, попа с кулак. Вдруг барона все же мальчики заводят? Как он меня целовал! Внизу живота заныло мучительно-сладко, мужской аромат Макса прилетел в нос неизвестно откуда, не романтическая, осточертевшая цветочная гамма, отнюдь! Тот самый, острый, настоящий запах жизни. Я чуть слюной не захлебнулась. Я — хомо верус, пошлая, похотливая тварь. Я открыла холодную воду на всю.

— Надо накрасить рот, — авторитетно заявил мой кавалер, — я погуглил. Теперь красят либо глаза, либо губы. Глаза красить все равно нечем.

Он вытащил из кармана пиджака разноцветные блестящие трубочки. Упер походя в комнате неудачливой подруги барона. Я хмыкнула, заметив среди красных и розовых оттенков черный тюбик для ресниц. Приблизилась в сотый раз к оконной поверхности.

— Губы жирнее делай. Гуще мажь! — болел за дело всей душой Кацман справа и снизу, — если намазать губы, как следует, то можно многое наворотить!

— В смысле? — могла бы я спросить, да рот занят. Я нарисовала лицо, как умела. Прошлась по комнате на каблуках. После длинного перерыва передвигаться в узких туфлях оказалось неожиданно приятно. Нога в шелковом чулке мелькала в высоком разрезе.

— Чума! — констатировал Изя, доходя мне макушкой едва до плеча, — ты девушка мечты!

Я сделала полный оборот кругом себя.

— Послушай, Леня, может это, ну его нафиг? — Изя заглядывал в лицо заискивающе и снизу.

— Мне не идет? — спросила я высокомерно.

— Выглядишь потрясающе! Не знал бы, никогда не догадался, ей-богу! — толстяк приложил обе красные лапки к мятой сорочке на груди. Уголки воротника были измочалены до полного бесчувствия. — Но я как-то переживаю…

— Не плачь, Герш! Не съедят же нас, — я засмеялась, — подавятся по-любому.

Дождь прекратился. Выглянули звезды. По душе терпким холодком разливался кураж.

Заведение строго охраняло свою тайну. За тяжелые, красного дерева двери проникали только избранные. Те, что знали заветное слово. И народу тут хватало. Неяркие лампы низко освещали ловкие руки дилеров, выделывающих с колодами разные чудеса. В зеркальном буфете икра и клубника, сигары в черном хьюмидоре, многоцветие напитков в тяжелом и изящном хрустале. Недурно-недурно. Как в кино.

Я взяла своего мужчину под руку. Прижалась плотно бархатным бедром, заставив кавалера вздрогнуть. На фоне местной сверкающей пошлости и рядом с шикарной мной вечно помято-изжеванный Изя смотрелся вопиющим мезальянсом. Но мне нравилось. Сбивало чересчур навязчивый пафос нелегального казино. Я наклонялась и говорила Кацману в самое ухо, шепча и щекоча. Он довольно жмурился, как бездомный пес, попавший в случайное тепло. Мы чинно вышагивали вдоль разнокалиберных игровых столов. На нас обращали внимание.

— Как ты узнал пароль?

— Вероника сказала. Вернее, намекнула, вернее, я сам в ее ноуте нашел, — зачем-то стал оправдываться Изя, вертел взлохмаченной башкой по сторонам, норовил начать жевать рубашку и сам себя одергивал.

— Ты почему так нервничаешь? — я поймала его беспокойную левую руку в полете к воротнику. — Откуда староста прогноза погоды знает про игорные дома?

— Понятия не имею! — отмахнулся Кацман. И добавил тихо: — так я и знал.

Овальный холдем-стол. Разметка на зеленом сукне. Игроки самого серьезного разлива. О-па! Герр Шен-Зон собственной персоной мостил почтенный зад в удобное кресло за зеленое сукно. Глянул на меня с зоологическим интересом. Увидел внука и открыл рот. Закрыл и поманил к себе пальцем.