Ло. Лётная школа

Неназываемый! Что хранит здесь большой человек Иван? Камни? Боеприпасы? Я пыталась сдвинуть с места сумку. Ноль. Кряхтела и пыхтела, ощупывая брезентовые карманы. Отправила мысленно большущую благодарность местному уборщику. В подкроватной темноте пахло яблочным дезодорантом и чистотой.

— Послушай, Ви!

— Нет, ты послушай, Кей!

Дверь в комнату комэска открылась и вернулась назад. О-па! Я затаила дыхание. Только не это! Неужели у них свидание? Неназываемый! Только не на этой кровати!

Пара знакомых сапог. У меня самой такие же. Промокшие замшевые лодочки втиснулись в интимное пространство между сапогами. Это понятно.

— Ви, ты прекрасная девушка, я прекрасно к тебе отношусь, но прошу тебя, не надо.

— Почему, Кей? Я люблю тебя с детства.

— Вот именно, с детства, Ви. Оно закончилось, слава богу. Мы знаем друг друга так давно…

— Но мы же помолвлены, Кей. Поцелуй меня, — в приятном контральто Вероники родилось что-то хрустальное. Слеза?

— Это старая, надоевшая шутка. Извини, я не стану тебя целовать, — в глуховатом голосе барона явно вылезло раздражение.

А меня он, между прочим, целовал. Правда, в губы — ни разу. Картинка нарисовалась сама, я не хотела. Слюна скопилась в самом горле, я инстинктивно сглотнула.

Сапоги дернулись, потом сделали два шага назад и пошагали к двери.

— Но моя бабушка всегда говорила, что между нашими семьями подписан контракт, — балетки упрямо остались на месте.

Вот это интересно. Я хотела удобнее лечь под койкой и задела лбом металлическую ножку. Бамм! сказала ножка.

— Вот пусть твоя бабушка и отвечает по этим обязательствам, — проговорил Кей-Мерер.

Раздался скрип половиц, потом сапог, и его лицо возникло у пола строго напротив моего. Барон моргнул. Я стиснула зубы. Плакать? Смеяться?

— Ви, — он рывком поднялся на ноги. — Давай забудем этот грустный разговор и останемся друзьями, как раньше. Я буду просто счастлив видеть тебя на моем празднике. И не плачь, я тебя очень прошу. Ты же знаешь, моя милая, еще с детства я боюсь женских слез и готов ради одной твоей чудесной улыбки на все.

Полились хлюпающие звуки, но на поцелуи не тянули. Похоже, малютка все-таки расплакалась. Плетя бархатным тембром всю эту сладкую чушь, блестящие сапоги выставили мокрые балетки вон.

Кей-Мерер сделал два шага и уселся на кровать.

— Вылезай! — он улыбался. Белая сирень.

— Не хочу, — я вытерла вспотевшие ладони о собственные штаны. Не вылезу.

— Вылезай, я сказал! И доложи, что ты там делаешь! — Кей-Мерер раздавал приказы, как жил.

— Пошел в жопу! Ты мне больше не командир! — с мстительным удовольствием высказалась я.

Барон вскочил на ноги, за долю секунды поставил на бок тяжеленую койку и вздернул меня на ноги.

— Что ты сказал?!

Белые губы кривятся. Белые кулаки сжимают в клещи бедное мое запястье. Как не уходила.

Ладно, Максик, что ты на это скажешь? Я приблизила лицо опасно к самому уху комэска:

— Поцелуй меня, Макс, — и зажмурилась. Неужели ударит?

— Что ты сказал? — тихо-тихо. Только мне. — Открой глаза.

— А ты драться не будешь?

Мы стояли близко. Между нами ладонь прошла бы с трудом.

— Нет, — запах сирени трогал дыханием кожу на губах.

— А целовать?

— Заткнись. Я не гей.

— Ладно. Тогда можно мне?

— Нет.

— Будем так просто стоять? — я открыла глаза.

Веки барона сомкнуты. Тень от ресниц касается щек. Рот, теплый, добрый, улыбается. Я забыла про все. Сложила лапки на горячую баронскую грудь и поцеловала. В губы.

Он сначала не отвечал. Словно бы терпел. Я нахально залезла языком между потрясающе мягкими губами, потом глубже.

Макс отмер, вспомнил, кто тут настоящий парень. Выгнал мой язык из своего рта. Я в ответ втянула его. Он застонал, обхватил меня за плечи и вжал в себя. Да! Здесь меня ждали крепко и надежно. Голова кружилась, сердце норовило выскочить в горло и в пах сразу

— Я приду ночью, — я на секунду вынырнула из поцелуя — или ты ко мне приходи.

— Нет. Никогда. Я не гей, — постановил Максим и втянул мои губы в рот с такой горячностью, словно мир кончался вместе с поцелуем.

Вышибающая мозг похоть стаскивала нас в жгут. Стучала одним пульсом на двоих. Вдавливала друг в друга, грозя продырявить одежду. Я расстегнула верхнюю пуговицу на его армейских брюках. Плевать на все!

— Нет, — он оторвался от меня. Сделал шаг назад. Выдохнул шумно и вытер ладонью рот. — Все. Конец.

— Чертов дождь! Почему сушилка не работает? — раздался из коридора бодрый окрик Ивана. Близко.

— Я приду, — я попробовала коснуться щеки барона на прощание, потянула к нему лицо и руки, — я хочу, Максим.

— Нет, — он сделал еще шаг назад. Проверил машинально застегнуты ли галифе. Одернул вниз полы френча. Сказал негромко: — прости.

Нагнул низко светлую голову. Кудрявые пряди выбивались из туго заплетенной прически тут и там, как нимб. И вышел из комнаты.

Фух! Дыхание восстанавливалось с трудом. В ушах тикало. Настроение шкалило в самое горло и выплескивалось неуместным смехом. Бедняжка Вероника! Не видать тебе титулованного женишка. Не в этой жизни.

— Привет, Ленька, — сказал Иван, входя в дверь. Приклеился взглядом к моим распухшим губам. — Рад тебе. Какими судьбами?