Лоббист (СИ)

— До того, как вы начали засыпать или во сне? Он тебе ничего не сделал? Ты испугался?

Северус помотал головой:

— Я не знаю. Он просто говорил. Может, это и правда было во сне.

— Назим сказал мне, что эти существа, карины, что-то вроде антиподов из параллельной вселенной. Они нашёптывают каждому плохие решения и радуются, если ты следуешь их советам.

На лице Северуса отразилась странная чувство. Он поджал губы, посмотрел в землю и даже отвернулся на секунду.

— Судя по его словам, он хотел бы, чтобы я остался Пожирателем Смерти, — его передёрнуло, да и Альфард тоже вздрогнул от такой перспективы.

Он взял сына за руку:

— Хорошо, что ты достаточно умён, чтобы принять правильное решение.

Северус чуть улыбнулся. Альфард подумал о том, не следовало ли поделиться с ним тем, что сказал в городе ифритов его собственный карин, но решил, что это будет лишним. Вместо этого, повинуясь случайному порыву, он показал пальцем на звёздное небо:

— Видишь созвездие гидры? — Северус имел отличные оценки по астрономии, но никогда не проявлял к ней особого интереса, кроме фаз луны, которые влияли на многие зелья и ингредиенты.

Северус попытался отыскать глазами нужные звёзды, но в пустыне даже небо было непривычное и не похожее на то, что простиралось над Астрономической башней в Хогвартсе. Юноша ненавидел признавать собственные слабости и особенно то, что он чего-то не знает, поэтому он упрямо продолжил смотреть в расцвеченную алмазами бархатную темноту.

Альфард вытащил палочку и произнес заклинание, которое всем Блэкам было знакомо с глубокого детства.

— Оstende sidere (*) Hydra.

Палочка выбросила сноп золотых искр, которые тут же будто подсветили один участок неба, соединив звёзды между собой золотыми нитями, рисующими вместе изображение огромной змеи с чашей и вороном, сидящими на её спине. Самая яркая звезда — Альфард — была отмечена греческой буквой альфа.

— В детстве мне всегда было жутко обидно, что моё созвездие значительно проигрывает остальным в семье, но к десяти годам я утешил себя тем, что гидра — это почти василиск.

Северус тихо рассмеялся этой совсем детской шутке. Было видно, что заклинание ему понравилось: он внимательно рассматривал получившееся изображение и, видимо, пытался понять, как работала эта оптическая иллюзия. Вдруг он снова повернулся к отцу и спросил:

— Альфард — это ведь не греческое имя?

Он с улыбкой покачал головой:

— Нет. На арабском это значит «одинокий».

Северус не смогу удержаться и с первой попытки повторил заклинание, нарисовав рядом с гидрой корабль Арго. Альфард похвалил его.

Когда-то ему и вправду казалось, что звёздное имя, выбранное его матерью, предопределило его судьбу. Это из-за него он выбрал жизнь вечного холостяка, из-за него скитался по миру вдали от дома, из-за него никогда не мог назвать себя по-настоящему счастливым, хотя наполненная приключениями жизнь путешественника всегда ему нравилась. В глубине души он даже тогда понимал, что все эти годы одновременно и бежал от чего-то и отчаянно искал чего-то большего.

Северус зевнул и лёг на покрывало. Золотые нити, протянувшиеся между звёздами, начинали бледнеть и вот-вот должны были совсем исчезнуть. Только сейчас он заметил серп растущего месяца, настолько тонким и неприметным он был рядом с миллиардами звёзд.

Альфард лежал рядом и думал о том, насколько счастливым человеком он был, а ещё о том, как часто счастье или несчастье в этом мире зависело от невероятных, совершенно случайных совпадений. Он вспоминал о своём визите в Тупик Прядильщиков больше года назад, когда впервые увидел Северуса — с каким возмущением и негодованием тот смотрел на него, грубил и отказывался признавать даже возможность их родства. Обо всём, что случилось после, что он сделал ради Северуса — не всеми поступками он гордился, но ни об одном не жалел. О прекрасном будущем, лежащем — в этом он был уверен — у ног его сына.

Было за полночь, и весь палаточный лагерь мирно спал в предвкушении завтрашнего похода к таинственному городу ифритов. Пустыня же, наоборот, ночью оживала, шумела, свистела и стрекотала. С неба молчаливо и величественно наблюдали созвездья, раз и навсегда увековеченные безграничным воображением древним греков. Звезда Альфард, с расстояния в сто семьдесят семь световых лет, как будто снисходительно смотрела на своего тезку.

В эту ночь Альфарду казалось, что не один человек на свете не мог быть одиноким.