Лобовая атака

– Если не поверят, тогда они все погибнут вместе с танками. Их сожгут во время боя. Теперь о задаче номер три. После захвата танков мы атакуем немцев. Мы должны подбить все танки, а потом атаковать село и захватить документы у того самого оберста Зоммера, который подбивал меня на измену Родине. У него должны быть наши документы и документы остальных пленных танкистов. Ну а потом – надеяться только на удачу и друг на друга.

После этих слов Соколов ободряюще улыбнулся своим товарищам. Ему не хотелось говорить и думать о других сложностях, которые могут их ждать завтра утром. Он со своими танкистами может вообще не добраться до места, потому что немцы перекроют все дороги. По идее, должны перекрыть. А еще «тридцатьчетверкам» могут указать другую исходную позицию и Соколов просто не успеет дойти до экипажей и поговорить с ними. Может, и к полю, на котором развернется сражение, подойти не удастся. Немцы могут окружить его плотным кольцом охраны, чтобы не сбежали танкисты, которым посчастливится остаться в живых. Много чего может случиться завтра неожиданного.

Приказав экипажу отдыхать, лейтенант принялся задумчиво ходить из угла в угол. Прошло около часа, прежде чем издалека раздался условный свист. Это значит, идут свои. Танкисты на всякий случай взялись за немецкие автоматы, которыми удалось разжиться за эти дни. Каждый быстро и без шума занял позицию: кто у окна, кто у двери. Снаружи послышались шаги, зашелестели ветки кустарника, и раздался тихий голос Ростовцева:

– Ребята, это свои! Соколов, ты здесь?

– Здесь, заходите, Сергей Владимирович.

На пороге появился подпольщик с вещмешком на плече и Оля. Ростовцев протянул мешок Логунову.

– Держи, сержант, это ваш ужин и завтрак. Тут на сутки вам собрали, а дальше уж глядите сами. – Ростовцев повернулся к Соколову и протянул сверток: – А это тебе, Алексей. Ремни, пилотка. Все чистое. Ты как, готов? Дело-то предстоит непростое.

– Готов, Сергей Владимирович, – кивнул лейтенант, провожая взглядом девушку, которая пошла к танкистам помочь выложить на стол продукты. – Дело как раз простое: или получится, или нет.

– Философ, – усмехнулся Ростовцев. – Ладно, поживем – увидим. Больше мы все равно ничего предпринять не сможем, да и не успеем. Что сделано, от того и будем плясать. Снаряды ребята ночью должны подвезти и спрятать у самой опушки. Насчет оцепления, которое немцы могут выставить вокруг поля, я предупредил. Будут осторожными. Шульц остается в подполье. Мы с минскими товарищами связались, туда его переправим. В Минске более серьезные дела готовятся.

Говорить больше было нечего. Теперь все зависело от выполнения задуманного плана и от случайностей, которые этот план могли нарушить.

Ростовцев повернулся к столу, где танкисты разбирали еду. Девушка стояла и не сводила глаз с лейтенанта, хотя Руслан Омаев ей что-то очень живо рассказывал, красочно жестикулируя. Да и Соколов тоже, разговаривая с подпольщиком, смотрел больше на Олю. Усмехнувшись, Ростовцев закурил и отошел к дальнему окну.

– Ты сейчас уедешь, – сказала Оля, подойдя к лейтенанту. – Там вас уже ждет машина.

– Да, времени совсем мало, – так же тихо ответил Алексей.

– Ты уедешь навсегда. Я тебя больше не увижу, – со спокойной обреченностью сказала девушка.

– Ты поедешь со мной, – вдруг заговорил быстро Алексей. – Ты поедешь с нами. Мы все сделаем и будем прорываться к фронту. Я возьму тебя в танк, и ты будешь в безопасности. Я вывезу тебя отсюда, ты будешь меня ждать. Я дам тебе адрес, напишу своим знакомым в Куйбышев, и ты будешь в безопасности. Они очень хорошие люди, они помогут нам. А потом мы выгоним фашистов с нашей земли…

– Леша, – тихо перебила Соколова девушка, и он тут же замолчал. – Леша, я не поеду с тобой. Я не могу оставить отца. Ты никогда не спрашивал меня, да и я ничего не знаю о твоих родителях и родственниках. У меня в городе больной отец, я не могу его оставить одного. Он умрет без меня. Понимаешь?

– Но ведь… – начал было Соколов и тут же осекся.

– Леша, это отец, – покачала девушка головой.

– Да, прости, я все понимаю, – Алексей вздохнул.

Ну вот, рушилась последняя надежда. Всего минуту назад он думал, что нашел верное решение всех проблем, а теперь оказалось, что он просто инфантильный дурак, раз не понимает таких вещей. В этом городе у Оли есть близкие ей люди, которых она не может оставить. У него внутри все как будто окаменело. Все, больше ничего сделать нельзя. Последнее решение отвергнуто. И в голове звучали эхом слова Оли, что он уедет и они больше никогда не увидятся. Как же страшно вдруг было слышать это слово – «никогда». В нем нет ничего, полная пустота. Никогда!