Лобовая атака

Взвилась ракета со стороны исходной позиции «тридцатьчетверок», которая была ответом на немецкий сигнал «мы начинаем атаку». Люки закрылись, танки выбросили из выхлопных труб струи сизого дыма и с лязгом пошли вперед. Сначала три танка, расходящиеся в стороны и выбирающие линейную дистанцию в шестьдесят метров. Следом, отпустив головные машины на сто метров, – еще четыре «тридцатьчетверки».

Соколов крутил командирскую башенку и приговаривал:

– Спокойно, ребята, спокойно. Мы снова «на коне», наша «семерка» нас не подведет. Бабенко ручается. Правда, Семен Михайлович? Вы контролировали ремонт «семерки» на заводе?

Бабенко не ответил. Сейчас механик-водитель был в напряжении больше всех. Он вел танк по выбранным заранее ориентирам, не видя двух машин, которые идут по бокам от него. От того, как он будет выполнять команды лейтенанта, как будет выбирать место для остановок, чтобы Логунов смог выстрелить, зависит многое.

Минута, еще одна. Танки шли вперед, не особенно торопясь.

И вот Соколов наконец увидел немецкие танки. Вытянувшись в линию, они шли, покачиваясь на неровностях местности, кивая башенными орудиями.

– «Тройка» и «Четверка», зелеными заряжай! – напомнил лейтенант по рации головным танкам. – Беглый огонь по моей команде. Спокойно ждем приказа. Фланги, вам приготовиться! Вам – «заряжай бронебойными».

Немцы тоже не торопились стрелять. Шли спокойно, не форсируя двигатели, чуть поводя башнями. «Полтора километра, – определил расстояние до противника Соколов. – Рано. Еще ближе. На восьмистах метрах начнем играть с вами в салочки-догонялочки».

– Внимание всем, я – «Семерка»! – передал по рации Соколов. – По команде «Факел!» первая линия стреляет зелеными по смотровым щелям и триплексам немецких танков, вторая линия занимает фланговые позиции и открывает огонь болванками самостоятельно. Все поняли? Доложить?

Командиры танков один за другим докладывали о получении приказа. Все было оговорено заранее, но Соколов решил, что повторить, кто какие занимает позиции и каков порядок открытия огня, все равно надо. Хоть и есть риск, что немцы слушают эфир, на всякий случай настроившись на волну танковых раций русских. Ребята были в плену, они полны отчаяния, а сейчас ветер надежды у каждого может гулять в голове, хмельной ветер, который натворит бед, если ему поддаться и потерять рассудок.

Еще несколько десятков метров, потом наступит миг, когда командир уже ничего изменить не сможет. Все, что подготовлено, что оговорено заранее, должно сработать как ударно-спусковой механизм. Что-то не сработает, тогда нужно будет принимать решение, сводить к минимуму потери, нужно менять тактику боя, выводить людей из огня. Но это все полумеры, а ситуация будет уже такова, что командир окажется на шаг позади. Он просто потеряет инициативу. Последние минуты и секунды перед началом боя – вот когда начинается самый большой износ нервной системы!

«За тебя, Оленька», – мысленно прошептал Соколов и прижал пальцами к горлу ларингофоны: – «Факел»! Всем «Факел»!

Лязгнул затвор танковой пушки – это Бочкин вогнал туда снаряд. Соколов отчетливо слышал голос Шубина.

– Вашу в душу и в матчасть! – зло проговорил старшина, а потом злорадно крикнул: – Выстрел!

Три головных танка били с короткой дистанции по трем центральным немецким танкам, которые шли навстречу. Соколов хорошо видел, что один, а потом и второй немец сбавили скорость, кажется, удалось-таки даже «игрушечными» снарядами, которые им подсунули немцы, доставить им неприятности. Разбить оптику механику-водителю сложно, но вполне возможно.

А вот и предельный рубеж! Соколов снова прокричал по рации команду. И четыре танка задней линии взревели моторами и резко пошли на фланги. Головные танки, включая «семерку», сбавили скорость, давая четырем другим вырваться и обойти немцев.

– Ну, ребята, давайте! – крикнул Соколов своему экипажу. – Сейчас начнем. Бронебойным, Бочкин!

Логунов, как и положено, повторил команду, лязгнул казенник пушки, проглотив снаряд. Мерно гудел двигатель.

Немецкие танки открыли огонь, резко сбавив скорость. Они явно не поняли, что за маневр предприняли «тридцатьчетверки», которые считались безоружными.

И тут случилось страшное. Первый же выстрел на левом фланге советского танка – и крайний «панцер-IV» остановился, как будто столкнулся с невидимой каменной стеной. Из моторного отсека потянуло сначала небольшим дымком, потом полыхнули языки пламени, а потом бензиновый двигатель немецкого танка вспыхнул факелом. Экипаж в черных куртках полез из люков, немецкие танкисты прыгали в траву, отбегая подальше от огня и недоуменно крутя головами во все стороны. И тут ударили танковые пулеметы, которые не должны были стрелять, потому что немцы не снабдили «тридцатьчетверки» патронами к ним. Немецкий экипаж срезало как косой.