Лодка в протоке

Любовь Михайловна проводила его глазами, потом взглянула под ноги и увидела удочку, почти вбитую дождём в песок. Неподалёку валялся котелок. У неё потемнело в глазах, и ландыши, которые она всё ещё держала в руках, посыпались на землю. Она вдруг отчётливо увидела бурлящую реку, низкие тучи над водой и одинокую лодку, прыгающую на волнах...

— Тётя Люба, вы что?

На берег спустились Надейка и Капитолина Ивановна.

— Вот...— шёпотом сказала Любовь Михайловна.— В этом котелке я утром Грому вчерашний борщ относила...

...На пристани работники почты кончали сгружать с только что пришедшего катера тюки с газетами, письмами и посылками. Мирошник, задыхаясь, подбежал к ним.

— Ребята, помогите, лодку у меня унесло, догнать надо.

— Когда унесло? — спросил моторист.

— Часа два назад, а может, три...

— Ну, где её теперь искать...— махнул рукой моторист.

Мирошник в отчаянии поглядел на реку.

— Не горюй, старикан,— сказал другой почтовик.—Ну, пропала лодка, другую справишь.— Он подмигнул товарищам: — У тебя денег много, мы знаем...

— Ребята!—кричал Мирошник.— Ребятушки! Сколько хошь уплачу, сто рублей не пожалею... Парнишка там...

По его перекошенному лицу почтовики поняли: дело нешуточное. Ни о чём больше не спрашивая, моторист бросился в кабину.

Завыла сирена, и катер отошёл от берега.

В Кедрово катер вернулся поздно вечером. Молодой месяц уже заходил за сопки. Мирошник, качаясь, сошёл по сходням. На берегу его ждали.

— Не нашли лодку? — спросил Николай Васильевич.

— Не нашли...— хрипло сказал Мирошник и отвёл глаза.

— Наверно, утонула,— сказал моторист, сходя за ним.—Зря только катер гоняли. А ты, старик, больше так людей не вводи в заблуждение. Сам погнал катер, а потом: «Не знаю, был там парнишка, не знаю —нет». Если б знал, что лодка пустая, ни за что не пошёл бы. Ещё в протоки меня тащил, не хватало катер на мель посадить.

Любовь Михайловна громко всхлипнула. Моторист умолк и оторопело посмотрел на всех.

— А что, разве и в самом деле кто. пропал?

— Ефим Кузьмич...— Голос Шурыгина дрожал.— Ефим Кузьмич, вот, говорят, вы на берегу тут кричали, что у вас в лодке парнишка. Вы видели, знали, что Ромка был в лодке?

— Ничего я не знал,— тихо сказал Мирошник,— ничего я не видел. Я вон где был, когда гроза началась, на звероферме. Когда пришёл, соседка говорит: парнишка пропал, я — на берег, лодки нет. Я и подумал... Он раньше туда часто лазил, в мою лодку... Может, отвязал, чтоб на волне покачаться, а подрулить к берегу не сумел. Испугался, прыгнул с лодки, ну и завертело...

Ромкина мать вдруг, как слепая, протянула перед собой руки и шагнула к реке. Горестно, навзрыд заплакала Надейка.

— Рома! Рома! — кричала мать, и её крик, видно, услышали по всему селу, потому что в окнах стали зажигаться огни, захлопали калитки и люди стали сбегаться к реке.

МИРОШНИК ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ

Ночью Мирошника одолевали чёрные мысли. Он ворочался, вздыхал. Жене он ничего не сказал о Ромке, а терзаться одному было ещё тяжелее. Мцрощник чувствовал себя, как колонок, попавший в капкан.

«Может, зря не покаялся? — думал он.— Сказать бы Шурыгину всё, как было? Нет, он бы меня убил, на месте убил бы».

Потом он с ужасом думал, что когда-нибудь лодку обязательно найдут, пусть через неделю, через месяц, через два, а найдут... Что тогда? Хотя ведь никто не видел, как он закрыл в рундуке Ромку. Подумают, что мальчишки баловались и заперли...

А если, если не захлестнуло лодку волнами, не перевернуло и мальчишка ещё живой? Завтра же всех поднимут на поиск. Что тогда?

Во дворе в который уже раз за эту ночь завыла собака. Мирошничиха заворочалась, зевнула спросонья.

— Соседскую беду чует,— сказала она.— Озорник, шалопай мальчишка, а жалко. Неужто утонул? Ты мотоциклетку хорошо спрятал? Не уворуют?

Мирошник не ответил. Встал, оделся и вышел.

— Ты куда?

— Свинью посмотрю.

— Да лучше ей, я её молоком отпоила. Спал бы...

Какой там сон! На дворе кричали петухи. Чуть

начинало светать. В доме у Шурыгиных горел свет. Ясно, всю ночь не ложились.

Снова взвыла собака. Мирошник несколько раз пнул её сапогом. Собака завизжала.

Мирошник нашарил в сенях высокие резиновые сапоги, переобулся, снял с крюка брезентовый дождевик и пошёл на берег. На этот раз он шёл не через огород, а улицей. У одного дома он постучался. Вышел хозяин.

— Одолжи мне свою моторку,— сказал Мирошник.— Лодку у меня унесло, найти надо.

— Слышно, утром всех будут собирать, Шурыгина парнишку искать,— сказал хозяин лодки.— Лодка потребуется.

— Так я часа через три вернусь, окажись другом.

— Ну ладно, бери... В крайнем случае с кем-нибудь поеду.

...Мирошник решил пройти вдоль всего противоположного берега, обшарить протоки. Где-то же должна найтись лодка! Если он её найдёт... Если найдёт... Мирошник не хотел думать, что он тогда сделает. Знал одно: останется жив мальчишка—ему, Мирошнику, несдобровать.

Наверх вы, товарищи! Все по местам! —

упрямо и вызывающе запел Ромка, когда над ним захлопнулась крышка рундука.