Лодка в протоке

Мирошник съехал в распадок и выругался в душе. Возле ключа, под кедром, стоял Ромка Шурыгин, сын парторга, и в упор смотрел на него.

Мирошник невольно схватился за сумку — ему вдруг вообразилось, что оттуда торчит соболиный хвост, хотя соболь был запрятан надёжно, под двумя белками.

Раз сын здесь, значит, и отец где-то неподалёку.

А с Шурыгиным-старшим лучше не встречаться — насквозь видит.

— Здравствуйте, дядя Ефим!—сказал Ромка.

— Здравствуйте! — повторила Надейка.

Только тут Мирошник заметил и её в тени сопки.

И что это с тайгой сталось: шагу не ступишь — кто-нибудь встрянет на пути.

Он что-то пробурчал невнятное: то ли тоже «здравствуйте», то ли «чтоб вас леший забрал»—и повернул прочь.

— Дядя Ефим! — крикнул вслед Ромка.—Дядя Ефим!

— Ну? — оглянулся тот.

— Мы на «газике» приехали. Идёмте на звероферму, и вас подвезут.

Ещё чего не хватало: на звероферму, перед Шурыгиным отчитываться.

— Сам доберусь,— отвёл глаза Мирошник. (До чего же у этого мальчишки взгляд пронзительный, весь в отца!) — Через сопки доберусь, напрямик.

Летел почтовый самолёт над тайгой, над сопками. Трижды сегодня вылетал он с аэродрома — развозил почту жителям дальних таёжных посёлков — и теперь возвращался домой.

Усталые лётчики смотрели вниз. Внизу темнели деревья, светились розоватыми отблесками заката заснежённые поляны, озёра, излучины реки. Увидели лётчики звероферму в лощпнё, заметили «газик», который торопился по реке к посёлку, обратили внимание на одинокую фигуру человека, чернеющую на склоне безлесной сопки.

Потом опять пошла сплошная строгая тайга. И даже отсюда, с высоты, не было видно ей ни конца ни края.

Уже стемнело, когда «газик» остановился возле дома Шурыгиных.

Любовь Михайловна, Ромкина мать, выбежала встречать путешественников.

— У нас поужинаешь,— сказала она Надейке.— Капитолины Ивановны всё равно нет дома, у неё совещание.

Горячая рассыпчатая картошка, отваренная с солёной кетой,— что может быть вкуснее, особенно когда вернёшься из тайги!

Напившись чаю, Надейка поблагодарила тётю Любу и стала одеваться.

— Куда ты? — попыталась удержать её Любовь Михайловна.— Капитолина Ивановна зайдёт за тобой, когда будет возвращаться.

— Я в школу пойду,— сказала Надейка. Ей казалось, что она уезжала далеко, надолго и теперь нужно было поскорее встретиться с тётей Капой и обо всём ей рассказать.

В школьном коридоре темновато: истопник дедушка Пасхар выключил все лампочки, оставил одну, у входа.

В коридоре семь топок — нз всех семи классов и учительской. К каждой топке дедушка принёс по огромной охапке звонких обледенелых поленьев.

Зимы в Кедрове морозные, долгие, дров нужно много; осенью у Капитолины Ивановны только и разговору что о дровах. Она звонит в промхоз, на почту, у всех просит машины, чтобы свезти дрова к школе. Зимой, как завьюжит, в лес на деляны ие доберёшься, а дров не будет — хоть школу закрывай.

С осени весь школьный двор загромождён высокими поленницами, в узких проходах-лабиринтах хорошо играть в прятки. К весне поленницы отсту-

пают в дальний угол двора, а когда стает снег, останется только щепки сгрести, высушить и сжечь.

Из сарая дедушка Пасхар принёс ещё сухих берёзовых дров — на растопку. Сырые поленья долго шипят, дымятся, наконец разгораются.

И тогда дедушка Пасхар садится на чурбачок возле одной из печек и закуривает трубку, предварительно открыв дверцу: Капитолина Ивановна бывает недовольна, если в школе пахнет табачным дымом.

Дедушка Пасхар нанаец. Неподалёку от Кедрова есть большой нанайский посёлок Удика, там — рыболовецкий колхоз, начальная школа. Когда уди-канские ребята переходят в пятый класс, они приезжают учиться в Кедрово, живут в интернате. Около десяти лет назад приехал учиться в Кедрово и Аким Пасхар. Тогда ещё Надейкина мама была жива, Аким у неё учился. Дедушка Пасхар не хотел разлучаться с внуком, тоже переехал в Кедрово и устроился в школу истопником. Но разлучиться всё-таки пришлось: Аким кончил школу и уехал в город, в художественное училище, а дедушка так и остался при Кедровской школе.

— Внук письмо прислал,— говорит дедушка.— Надейка, почитай, пожалуйста.

Надейка хорошо знает Акима. Когда Аким приезжает на каникулы, он вырезает для неё из дерева забавные игрушки, катает её на лодке-оморочке и всё вспоминает Надейкину маму — свою учительницу. А вот Надейка, как ни пытается, не может вспомнить маму, да и понятно: мама погибла, когда девочке было всего год и три месяца.

В письме Аким пишет, что получил премию за хорошую картину и спрашивает, какие подарки привезти дедушке из города.

— Какие подарки...— тихо смеётся дедушка.— Табак, спички, материя в магазине есть, а всё другое тайга даст. Медвежатину он из города привезёт? Или талу?

Что такое тала, Надейка знает. Это сырая мороженая рыба, наструганная тонко-тонко. Дедушка угощал её: ничего, вкусно.

— Кедровый орех привезёт? Ягоду? Или вот такие олочи?