Лоенгрин, рыцарь Лебедя

Сэр Альмербергер, получив несколько чувствительных ударов, перешел в оборону, в то же время выбирал моменты для контратак, зато озверевший сэр Лангерфельд непрерывно осыпал его градом ударов.

Лоенгрин смотрел заинтересованно, перелом в ходе схватки уловил едва ли не раньше самого сэра Перигейла, который просто знает характеры лордов…

Сэр Лангерфельд в порубленных доспехах, в помятом шлеме и с выступившей кровью на боку продолжает драться с такой яростью, словно защищает саму святую Деву Марию от поругания, и сэр Альмербергер дрогнул, начал отступать шаг за шагом, во всех его движениях стала заметна неуверенность, что быстро переходит в растерянность.

– Согласен, – прошептал Лоенгрин, – сэр Лангерфельд уже выиграл, можно сказать.

– Побеждают не мышцы, – сказал сэр Перигейл назидательно, – а сила духа, не так ли?

Лоенгрин ответил тихо:

– Да, но…

– Что не так?

– Эту силу духа да в нормальное бы русло, – ответил Лоенгрин. – Ишь, победил в схватке, кому первому пройти через дверь!

– В церковь, – уточнил сэр Перигейл.

– А в другое место они бы уступили друг другу? – спросил Лоенгрин.

Сэр Перигейл развел руками.

– Да, верно, дело не в церкви. Честь… она везде честь. И в мелочах. Разве не так?

– Так, но…

Крики становились все громче. Сэр Лангерфельд в яростном напоре вытеснил сэра Альмербергера из круга, тот отступал до тех пор, пока не оказался прижатым к стене, а сэр Мортен, взявший на себя роль судьи, поднял руку и прокричал:

– Всем назад! Опустить оружие!..

В толпе умолкли, сэр Лангерфельд послушно, хоть и очень неохотно, сделал шажок назад, но меч держал наготове, только с руки сбросил остатки изрубленного щита.

– Объявляю, – прокричал сэр Мортен, – победа в поединке досталась сэру Лангерфельду. Есть возражения?

Сэр Лангерфельд оперся на меч, его раскачивало, он прохрипел:

– Не…нет… ни…каких…

Двое рыцарей подхватили его под руки, чтобы не упал от изнеможения, весь выложившись в схватке, а сэр Мортен повернулся к сэру Альмербергеру.

– У вас?

Тот сказал устало:

– Нет. Не хочу больше иметь дела с этим сумасшедшим. Пусть идет первым.

Сэр Лангерфельд прохрипел обугленным ртом:

– Сэр Альмербергер, я любезно уступаю вам эту честь…

– Нет уж, – прорычал сэр Альмербергер, – схватку выиграли вы, вот и входите первым!

Лоенгрин сказал Перигейлу рассерженно:

– Втолкните кого-нибудь из них силой, пока эти двое не начали все заново!

Перигейл вздохнул.

– Что, вам с таким дела иметь не приходилось?

Лоенгрин отмахнулся и пошел к себе. По дороге хотел зайти к Эльзе, но она, воспитанная в строгих правилах, считает неприличным, когда даже муж подходит днем слишком близко, потому просто поднялся в свои покои и, стараясь не думать о леди Ортруде, разложил на столе карту Брабанта, чувствуя радостный прилив сил. Сколько можно распахать новых полей, сделать Шельду судоходной до самых истоков, построить широкие мосты через реки и болота, дабы связать Брабант с другими герцогствами, княжествами и королевствами!

Руки просто дрожали от восторга, когда он начал намечать на карте, где построит переправы, где начнет осушать болота, не сразу даже заметил, как в покои вошел барон Коллинс Норстедт, за ним двое молодых парней, один с лютней, другой с полотенцем и ножницами.

– Что? – спросил он недовольно.

Барон красиво поклонился.

– Ее светлость герцогиня Эльза прислала к вам лучшего цирюльника, ваша светлость. Говорит, волосы у вас уже отросли за установленную длину.

Лоенгрин спросил недовольно:

– Кем установленную?

Он ответил с достоинством:

– Традицией, обычаем… в конце концов, приличиями, ваша светлость!

Лоенгрин вздохнул, с тоской покосился на карту.

– Ну, если даже приличиями…

Цирюльник быстро придвинул кресло ближе к окну.

– Ваша светлость, прошу сюда! Мне нужно, чтобы солнце падало на ваши волосы.

– А так их не увидишь? – спросил Лоенгрин. Увидел его лицо, отмахнулся. – Ладно, сажусь. Стриги.

Цирюльник выждал, пока молодой герцог опустится в кресло, ловким движением набросил на плечи полотенце и подступил ближе со зловеще лязгающими ножницами в руке.

Лоенгрин кивком указал на парня, что сел в трех шагах и настраивает лютню.

– А он тоже стричь волосы?

Барон ответил с легкой улыбкой:

– Ее светлость герцогиня прислала его, чтобы он услаждал ваш слух пением и песнями, пока вас стригут… как овечку.

– Как барана, – буркнул Лоенгрин.

Цирюльник, не переставая лязгать ножницами, начал приподнимать ему волосы на затылке и озабоченно похрюкивать, словно это такое уж важное и трудное дело, как именно стричь, а бард, небрежно, но очень умело перебирая струны лютни, красивым голосом запел о любви Изольды и Тристана, об их хитроумных уловках обмана короля Марка, законного мужа Изольды, об их играх в постели, которым оба предавались, когда Изольда, усыпив мужа, бежала к молодому любовнику.

Лоенгрин слушал сперва рассеянно, голос молодого певца слишком сладок, такой сироп больше нравится женщинам, потом встрепенулся, вслушался, начал хмуриться.

Цирюльник отпрянул, попросил испуганным голосом:

– Ваше светлость, не вертитесь! А то срежу криво. Или вовсе ткну вас ножницами в глаз.