Логика монотеизма. Избранные лекции

Дело в том, что наше восприятие – это безусловное sine qua non[22], без чего все остальное не существует. Восприятие является отправной точкой и единственным критерием. Можно сказать, что все, что здесь говорилось, – это идеалистическая иллюзия, образованная неправильным пониманием развития экономических сил и экономических отношений. Но и ваше высказывание, и высказывания в марксистском ключе повисают, потому что оба эти высказывания сделаны из клетки вашего сознания. Другой точки отсчета нет.

А для этого сознания бесконечность как данность является императивом. Это не категория в том смысле, что это не номиналистский феномен. Категории разработал и запустил Аристотель, он был номиналистом. Бесконечность – не феномен. Феномены мы можем классифицировать, – классифицируя, мы определяем, что является предикатом, что является подлежащим. Бесконечность не феноменологическая вещь, это предшествующее всему необусловленное целое, которое задано для вашего восприятия как некий фундаментальный экран, без чего ничего нет. Но бесконечность при этом не может допустить и вас, поскольку она по своей природе неделимое целое. Здесь самая главная проблема. Но если вы будете ее сводить в феноменологию, в категории, в иллюзии и так далее, – тем самым вы просто уйдете в сторону от этой проблемы. Другие противостояния не столь фундаментальны заведомо.

Является ли пробуждение свободной воли заданием радикального клуба?

Воля – да, но только не «свободная», потому что с точки зрения радикального клуба воля и вера – это одно и то же. То есть в акте веры вы проявляете волю позиционировать то, во что вы верите.

Очень интересный есть эпизод в «Бесах» Достоевского. Там Ставрогин спрашивает Шатова: «Во что вы верите?». А тот отвечает: «Верю, что русский народ – богоносец». «Ну, а в Бога Вы веруете?» Тот спотыкается и говорит: «Я буду, буду верить в Бога». Ставрогин презрительно смеется и уходит. Это очень интересный момент. Шатов надеется, что завтра или послезавтра он мобилизует волевой ресурс, и в этом акте он позиционирует Бога как обязательную данность. А сейчас – не получается. То есть это дефицит воли как веры.

Вера – интеллектуальная воля, доведенная до определенной концентрации. Пример. В исламе есть градация проявлений веры, там 72 уровня. Первый – это когда идешь по дороге, а на дороге лежит камень. Можно пройти мимо, а можно взять и убрать, проявить акт противодействия энтропии. Не полениться убрать этот камень – самый нижний, первый уровень проявления веры, а вместе с тем и воли. Воля – антиэнтропийная акция. На самом высоком верху это уже пассионарное самопожертвование, когда отдаешь свою жизнь как свидетельствование.

Но это интеллектуальная воля, и это более сложная вещь, чем то, что называется свободной волей. Свободная воля – это выбор, пойти или не пойти в кино. А свобода – это неподчинение архетипу, то есть Сатане. Он поднимает руку, а я в зеркале – казалось бы, его отражение, – не поднимаю руку. Да, в этом смысле – свободная воля, но совсем с другой стороны. Не мой автономный выбор, а мое несогласие с Бытием, которое, казалось бы, меня программирует, несогласие с матрицей, которое меня цивилизационно формулирует, несогласие со смыслами, которые я получил в колыбели. В этом смысле – да, но это всегда есть интеллектуальная воля, которая становится верой.

Ваше мнение относительно классиков традиционализма – таких, как Эрнст Юнгер, Рене Генон, Юлиус Эвола.

Юнгер – это замечательный пример того, что радикал и пассионарий по сути вынужден пользоваться заемными элементами знания, потому что радикалы на его уровне в его время не имели собственного дискурса. И это, к сожалению, беда. По сути, это кшатрий, одинокий герой, но он пользуется элементами крайне правого либерализма и традиционалистскими элементами. Честно говоря, кшатрий, который находится в системе иерархического общества, как в пирамиде, кшатрий, который занимает свое место под брахманами, – он не настоящий радикал, потому что его функциональная задача – обслуживать запросы общества.

Как в «Республике» Платона, где есть мудрецы, а есть как бы «ОМОН»: воины, которые держат в повиновении тех, кто стоит ниже. Быть «ОМОНом» для кшатрия – это не пассионарный радикальный путь. Поэтому провиденциально кшатриев громят, они превращаются в одиноких героев и снова возвращаются к своей революционной природе и судьбе уже через воздействие извне в виде общины.