Логика птиц

У одного хосрова, распростёршего власть до всех горизонтов,
была дочь, подобная луне, в его дворце жившая.
Своим изяществом, вызывавшим и у ангела зависть, она
могла сравниться даже с Иусуфом с ямочкой![342]
Её локон поранил сотню сердец,
будто нитью связав кончик каждого её волоса с душами раненых.
Открываясь, луна её лика словно в рай поднимала,
затем возносила до Девы[343],
и когда лук бровей выпускал свои стрелы,
восхищаться ей и царствие небесное начинало.
Её пьянящие глаза наносили уколы, словно шипы,
и многие трезвые падали из-за них на пути,
а солнечный лик этой девы, подобной Азре[344],
даже луну в небе опережал на семнадцать азра![345]
Архангел неизменно был озадачен,
видя два рубина её губ, насыщавших душу:
когда они приоткрывались в улыбке, живая вода
умирала от жажды и просила у них подаяния.
На её подбородок взглянувший
вверх ногами соскальзывал в яму беды,
ставший добычей её подобного луне лика
сразу падал в эту ямку, не имея верёвки.
Однажды некий раб, сам подобный луне,
поступил в услужение к падишаху.
Раб был таков, что своею красой
затмил луну с солнцем, воссоединив их в себе[346].
Во всех просторах мира не было равного
ему в миловидности и, тем более, превосходящего в ней.
Сотни тысяч людей на базаре и улицах
поражались красоте этого солнцеликого.
Однажды и девушка взглянула
и увидела лицо раба падишаха.
Отдала ему сердце, страдать начала,
вышел её ум из-под занавеса.
Но ум ушёл, и любовь покорила её,
сладкая душа её горько страдать начала.
Некоторое время размышляла она в одиночестве.
Наконец начала волноваться,
плавясь от страсти и горя разлуки,
с охваченным сильным желанием сердцем.
Владела она десятком наложниц.
Великолепно разбирались те в музыке, а также
на инструментах играли и пели, как соловьи,
их голос душу бодрил, как голос Давуда.
Поделилась с ними своим состоянием,
отринув и честь, и стыд, и свою жизнь.
Если у кого-то любовь к возлюбленным обнаруживается,
не нужна ему будет жизнь в этом месте.
«Если признаюсь в любви рабу, — вслух размышляла она, —
поймёт он неверно меня, ибо он — несовершенный[347].
И это очень повредит моему достоинству,
ведь подобная мне — не для раба.
А если не открою свою тайну,
погибну я жалко за занавесом.
Сто книг прочла себе о терпении.
Что делать? Нет больше выдержки, опускаются руки.
Хочу наслаждаться стройным тем кипарисом,
но так, чтобы сам он не узнал бы об этом.
Если добьюсь своей цели,
болезнь души вылечится согласно желанию сердца».
«Не грусти!» —услышав признание,
ответили сладкоголосые. —
Приведем к тебе его ночью, тайком,
так, что он сам не поймёт ничего».
Отправилась одна из наложниц к рабу,
распорядилась принести тому вино и бокал.
Насыпала в бокал сонного зелья,
и, разумеется, раб себя потерял,
выпивая вино, утратил сознание,
и у прекрасной наложницы вперёд дело сдвинулось.
Весь день до ночи белокожий раб
был пьян, забыв об обоих мирах.
С наступлением темноты наложницы
вошли игриво к нему.
В постель уложили его,
затем, совсем сонного, тайно к девушке перенесли.
На золотой престол усадили его,
посыпали ему голову драгоценностями.
В полночь полупьяный раб
открыл глаза, словно нарцисс распустился.
Увидел дворец, полный красавиц, словно в раю,
кругом стоят золотые престолы.
Горят десятки ароматных свечей,
а благовония жгутся, словно дрова.
И кумиры поют вместе песни!
Ум у раба потерял душу, а душа покинула тело.
Той ночью он был в этом собрании,
как солнце среди блеска свечей.
Среди стольких удовольствий и наслаждений
раб потерял себя в лике девушки.
Он был удивлён, без ума и души,
по сути, не будучи ни в этом мире, ни в мире ином.
Сердце его влечением переполнилось, язык онемел,
от радости душа к восторгу пришла.
От любимого лица взора не мог отвести,
слушая музыку,
с обонянием, захваченным запахом амбры,
и ртом, обожжённым влажным огнем.
Девушка сразу передала ему бокал вина,
вместо пирожных вслед за вином одарив поцелуем.
На лице любимой застыл взгляд его,
поражённого прелестью лица девушки.
Раз его язык обессилел,
проливал он слёзы да чесал свою голову.
Но и девушка, подобная ангелу, каждый миг
проливала на него слёзы сотнями тысяч.
То подносила губам его своими поцелуями мёд,
то перемешивала поцелуи будто с солью себя, без волненья и горечи.
То играла бунтующими кудрями его,
то очаровывалась магией прекрасных его глаз.
Тот пьяный раб перед любимой
пребывал с собою, но вне себя, с открытыми глазами.
Раб любовался увиденным до тех пор,
пока на востоке не забрезжило утро.
Когда подступил рассвет и задул утренний ветер,
раб, разрушившись, здесь потерялся.
Когда уснул славный раб,
немедленно был он водворён на прежнее место.
Затем, когда белокожий раб
понемногу стал в себя приходить,
взволновался, не зная причины.
Так предначертано было, и сожалеть об этом нет пользы.
Хотя и так он был крайне беспомощен,
но ещё беднее от этого стал.
Разорвал нательную рубашку свою,
выдернул волосы, посыпал землёй голову.
Спросили у той таразской[348] свечи о его истории.
«Ничего не могу рассказать, — он ответил. —
Виденного мной наяву, пока был пьяным, разрушенным,
никто никогда не увидит даже во сне.
Того, что изумлённый пережил этот,
не припомню, чтобы кому-то пережить довелось.
Не могу рассказать о том, что я видел,
не бывает тайны более странной, чем эта».
Все просили: «Хотя бы о чём-то одном
расскажи нам из сотни того, что ты видел!»
«Я поражён изумлением, — тот отвечал, —
что всё это видел вроде я, а вроде кто-то другой.
Ничего не слышал из всего услышанного.
Ничего не видел, хотя вроде я всё и видел».
«Ты так взволнован и безумен, тебе снился сон?» —
спросил некто, об истории не осведомлённый.
(Не могу сам разобраться доподлинно,
случилось это наяву или во сне.
Не знаю, видел ли я это пьяным,
слышал ли трезвым об этом.
Не найти в мире более странного состояния,
оно — не явное и не скрытое Состояние.
Не мог)' о нём говорить, и молчать о нём не могу,
и остаться не могу в изумлении между явным и скрытым.
Ни на миг не прячется оно от души,
и ни на миг не нахожу от него след, даже в размере крупицы.
Видел я владычицу красоты, само совершенство,
но ничей ум не ухватит его пониманием.
Что такое солнце перед тем ликом?
Крупица! Но только Господу ведома истина о том, как всё должно быть.
Поэтому незачем дальше продолжать, раз не знаю,
даже пусть и видел её я до этого.
И раз не понять, я видел её или же нет,
остаюсь я взволнован, между скрытым и явным.)