2. Если нужно удержать представление, какое мы получили о какой-либо единичной вещи, т. е. верно передать его памяти и снова узнать как то же самое в воспроизведении, – то в этом случае недостаточно одной только непроизвольной функции воспроизведения, которая просто повторяет образ как целое – которая во сне, например, обнаруживает непреднамеренную деятельность, а при начале нашего акта суждения лежит обыкновенно в основе простых суждений наименования, – так как в своих отдельных элементах она не является сознательной и с ней, следовательно, не необходимо связано сознание тождества, и поэтому она не защищена от смешений. Чтобы обеспечить ее вполне тождественное повторение, – для этого прежде всего требуется разложение
на отдельные элементы, которое в свою очередь есть условие различения вещи от всех других. Это разложение выполняется путем нисхождения к совершенно простым, вполне определенным признакам и имеет своей предпосылкой в особенности фиксирование текучих различий, например, цвета – посредством одинакового обозначения, величины – посредством неизменной меры и т. д.Результатом такой попытки является выполненное в союзном суждении описание.
Так, я описываю лежащую передо мной облатку, когда я, например, говорю: она имеет форму диска, кругообразна, 2 сантиметров в диаметре, толщиной в 1 миллиметр, она есть красная, легкая, гладкая вещь; я указываю при этом все те предикаты, какие я воспринимаю с помощью своих различных чувств, и вновь соединяю их с сознанием в одно целое. В то же время при помощи категории вещи указывается значение всего синтеза, и вместе с тем зависимость признаков «красный, гладкий» и т. д. от пространственных признаков определяется природой самих этих признаков. Кто слышит такое описание, тот тем самым приглашается проделать шаг за шагом тот синтез, который в самом наглядном представлении совершался бы непроизвольно и доходил бы до сознания только в своем общем результате. И мы ожидаем от него, что благодаря описанию у него возникнет то же самое представление, какое я имею, – разумеется, при том предположении, что под отдельными признаками он мыслит совершенно то же самое.Но тотчас же оказывается, что, описывая нечто таким образом, я произвел уже нечто иное, нежели имел в виду. Описание, как правило, ведь не эквивалентно отдельному образу и не может заменить собой само наглядное представление. В словах «кругообразная, красная, гладкая и т. д. вещь» я в общих выражениях установил такую формулу
, которая для того, кто ее слышит, звучит как загадка, какую он должен разгадать; я установил тем самым задачу для силы его воображения – представить себе наглядно вещь, удовлетворяющую условиям задачи. Правда, с каждым дальнейшим признаком мое представление становится отличным от других представлений, у которых остальные признаки являются еще общими с ним; но благодаря природе предикатов тут остается еще индивидуальная свобода, позволяющая придавать этому представлению тот или иной вид. Ибо такие предикаты, как «красный, легкий, гладкий» и т. д., если даже они точно отграничены («легкий», например, специфически могло бы означать «более легкий, нежели вода»), допускают еще целый ряд определенных различий, между которыми он должен выбирать, дабы приобрести какой-либо наглядный образ. Описание указывает приметы, которые подходят не только к неопределенному числу совершенно одинаковых вещей, но еще и к целому ряду различимых вещей. Оно дает, следовательно, такую формулу, которая обладает не только числовой, но и общей (generell) всеобщностью.Далее оказывается, что всеобщность эта не только является следствием широты отдельных определений, как «красный» и т. д., но что указанные признаки часто не исчерпывают всего того, что составляет прямо воспринимаемые или могущие быть выведенными свойства моего объекта. Приведенная выше формула одинаково подходила бы и к круглому куску картона или к красной фишке, так как ею не указывается материал и зависящие от него свойства. В этом случае все сводится к легко исправимой неполноте описания. Но то же самое может произойти и в том случае, когда для нашего теперешнего знания имеются скрытые и даже недоступные для нашего познания различия. Самое точное описание зародышевой клетки млекопитающего без дальнейших рассуждений могло бы подойти к зародышевым клеткам многих других, хотя мы должны предположить, что тут имеются скрытые различия, обнаруживающиеся в развитии88
. И ни одно описание какой-либо реальной вещи не может вообще притязать на то, чтобы стать столь исчерпывающим, чтобы оно не могло во всех частях соответствовать чему-либо отличающемуся от нее еще неизвестными различиями.