Читаем Логике научного исследования полностью

гресс», 1993]. Ятакже утверждал (в упомянутом Предисловии), что развитие нашего знания нельзя предсказать научными

средствами и что, следовательно, будущий ход нашей истории также непредсказуем.

3 Bacon F.Novum Organum, 1620 [русский перевод: Бэкон Ф.Новый органон // Соч. в двух томах, т. 2. М.: Мысль, 1978, с. 73].

258

И мы должны рисковать для того, чтобы выиграть. Те из нас, кто боится подвергнуть риску опро-

вержения свои идеи, не участвуют в научной игре.

Даже тщательная и последовательная проверка наших идей опытом сама, в свою очередь, вдох-

новляется идеями: эксперимент представляет собой планируемое действие, каждый шаг которого

направляется теорией. Мы не наталкиваемся неожиданно на наши восприятия и не плывем пассивно

в их потоке. Мы действуем активно — мы «делаем»наш опыт. Именно мы всегда формулируем во-

просы и задаем их природе, и именно мы снова и снова ставим эти вопросы так, чтобы можно было

получить ясное «да» или «нет» (ибо природа не дает ответа, если ее к этому не принудить). И в конце

концов, именно мы даем ответ; мы сами после строгой проверки выбираем ответ на вопрос, который

мы задали природе, и делаем это после длительных и серьезных попыток получить от природы не-

двусмысленное «нет». «Раз и навсегда, — говорит Вейль, с которым я полностью согласен, — я хочу

выразить безграничное восхищение работой экспериментатора, который старается вырвать интер-

претируемые фактыу неподатливой природы и который хорошо знает, как предъявить нашим тео-

риям решительное «нет»или тихое «да»4.

Старый научный идеал episteme— абсолютно достоверного, демонстративного знания — оказался

идолом. Требование научной объективности делает неизбежным тот факт, что каждое научное выска-

зывание должно всегдаоставаться временным.Оно действительно может быть подкреплено, но каж-

дое подкрепление является относительным, связанным с другими высказываниями, которые сами яв-

ляются временными. Лишь в нашем субъективном убеждении, в нашей субъективной вере мы можем

иметь «абсолютную достоверность»5.

С идолом достоверности (включая степени неполной достоверности, или вероятности) рушится

одна из защитных линий обскурантизма, который закрывает путь научному прогрессу, сдерживая

смелость наших вопросов и ослабляя строгость и чистоту наших проверок. Ошибочное понимание

науки выдает себя в стремлении быть всегда правым. Однако не обладаниезнанием, неопровержимой

истиной делает человека ученым, а его постоянное и отважное критическое стремлениек истине.

Не будет ли в таком случае наша позиция одной из форм смирения? Не должны ли мы сказать, что

наука может выполнять только свою биологическую задачу, что в лучшем случае она может доказать

лишь свою устойчивость в практических приложениях, которые ее подкрепляют? Не являются ли ее

интеллектуальные проблемы неразрешимыми? Я так не думаю. Наука никогда не ставит перед собой

недостижимой цели сделать свои ответы окончательными или хотя бы вероятными. Ее прогресс со-

стоит в движении к бесконечной, но все-таки достижимой цели — к открытию новых, более глубоких

и более общих проблем и к повторным, все более строгим проверкам наших всегда временных, проб-

ных решений.

На этом заканчивался текст первого, оригинального издания этой книги. Приложения I- VII,напечатанные на с. 262- 280, также входили в первое издание.

*Weyl H.Gruppentheorie und Quantenmechanik. Leipzig, 1931; английский перевод: Weyl H.The Theory of Groups and Quantum Mechanics, New York, 1931, p. XX.

5 См., например, примечание 3 в разделе 30. Только что сделанное утверждение является, конечно, психологическим, а

не эпистемологическим (см. разделы 7 и 8). (260:)

Добавление 1972 года

В главе X этой моей книги (которая является заключительной) я пытался ясно сказать о том, что

под степенью подкреплениятеории я понимаю фиксацию того, что теория выдержала проверки и

насколько строгими были эти проверки.

Я никогда не отступал от этой точки зрения — см., например, Новые Приложения, начала Прило-

жений *VII, с. 330, и *1Х, с. 350, особенно последний раздел (*14) Приложения *1Х, с. 376 и след.

Здесь же я хочу добавить следующее.

(1) Логическая и методологическая проблема индукции не является неразрешимой. В моей книге я

дал отрицательное решение проблемы: (а) Мы никогда не можем рационально оправдать теорию, то

есть нашу веру в истинность теории или в то, что она, вероятно, истинна. Это отрицательное решение

совместимо со следующим позитивным решением, содержащимся в правиле предпочтениятех тео-

рий, которые подкреплены лучше других. (b) Иногда мы можем рационально оправдать предпочте-

Перейти на страницу:

Похожие книги

Философия
Философия

Доступно и четко излагаются основные положения системы философского знания, раскрываются мировоззренческое, теоретическое и методологическое значение философии, основные исторические этапы и направления ее развития от античности до наших дней. Отдельные разделы посвящены основам философского понимания мира, социальной философии (предмет, история и анализ основных вопросов общественного развития), а также философской антропологии. По сравнению с первым изданием (М.: Юристъ. 1997) включена глава, раскрывающая реакцию так называемого нового идеализма на классическую немецкую философию и позитивизм, расширены главы, в которых излагаются актуальные проблемы современной философской мысли, философские вопросы информатики, а также современные проблемы философской антропологии.Адресован студентам и аспирантам вузов и научных учреждений.2-е издание, исправленное и дополненное.

Владимир Николаевич Лавриненко

Философия / Образование и наука
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука