Логово Белого Тигра

Места в самолёте были полностью заняты пассажирами. Моё место находилось возле иллюминатора, а у прохода сидел довольно тощий пожилой человек с седыми волосами. Как только самолёт взлетел, он тут же впал в спячку. Через некоторое время стюардессы стали разносить завтраки и горячительные напитки. Мой сосед продолжал спать. Я попытался определить национальность моего соседа, но мне это не удалось сделать. Он походил на европейца, но не на русского, в его облике было что-то серьёзное: он чем-то напоминал мне общепринятый образ католического священника. Когда к нам подошли стюардессы с каталкой, я опустил свой столик, пристёгнутый к креслу, и то же самое сделал у соседа, стараясь его не разбудить. Стюардесса положила нам на столики стандартный немецкий Fruhstuck –завтрак, как называли его в Санкт-Петербурге во времена Достоевского. Я взял себе бутылку баварского пива, а соседу бокал красного вина и приступил к завтраку. Завтрак показался мне очень вкусным, особенно жаренная курица и баварские сосиски. Я съел обе порции фрюштюка и выпил бутылку пива и бокал вина моего соседа. Когда стюардесса забирала остатки нашего завтрака, я попросил у неё ещё одну бутылку пива и один бокал вина. Она любезно предоставила мне пиво и вино, которые тут же растворились в моём желудке. Мне нравилось немецкое гостеприимство. На душе у меня стало радостно и возникло желание к общению. Я решил сходить в хвост самолёта в кабинку, чтобы ополоснуть руки. Соблюдая предосторожность, я перешагнул через колени моего спящего соседа и отправился по проходу в конец самолёта. На меня смотрели раскрасневшиеся лица пассажиров с осоловевшими глазами. Некоторые из них тоже впали в спячку, как видно вино и пиво всем им тоже понравились.

Возвращаясь на своё место, я решил также, не тревожа моего соседа, переступить через его колени, чтобы сесть в моё кресло, но неловким движением задел его руку. Старик вздрогну и открыл глаза.

– Entschuldigen Sie mir bitte fur die Storung, – сказал я, – извините меня за беспокойство.

– Keine Sorge. Alles ist gut, – ответил он мне с приветливой улыбкой, от которой у меня на душе стало светло и радостно.

Говоря эти слова, старик как бы засиял изнутри, а в его произношении я почувствовал лёгкий французский акцент. Я тут же перешёл на французский языке:

– Parlez-vous francais?– спросил я его.

– Oui, – ответил он, – je suis francais (я – француз).

И его улыбка стала ещё более приветливой.

Я уместился на своём сидении и откинул спинку кресла. Сейчас я мог насладиться разговором, потому что всегда считал, что французская речь излучает из себя сплошное удовольствие для того, кто говорит на этом языке, как и для того, кто его слушает. Недаром, когда-то русские аристократы предпочитали французский язык русскому, хотя, как я думаю, русский язык по благозвучности нисколько не уступает ни французскому, ни итальянскому.

– Вы – священник? – спросил я его на его языке.

–Да, – ответил он и тут же спросил сам, – но как вы это определили?

– В вас есть что-то источающее мудрость и доброту, – сказал я, улыбнувшись, – не знаю, быть может, в религии есть что-то такое, что помогает нам светиться изнутри. Этот свет, исходящий от вас, я и почувствовал.

Старик добродушно рассмеялся, приняв моё объяснение за комплимент, и сказал:

– Вы правы, религия, как философия и наука, наделяет человека мудростью. Весь окружающий нас мир порождает множество феноменов.

– Но всё же, – возразил я ему, – между религией, наукой и философией существуют различия, которые нам невозможно не заметить.

Услышав эти слова, старик рассмеялся и сказал:

– Мир состоит из разных феноменальностей. Mais tout le Phenomene, aussi. Comme il arrive aux meridiens a l’approche du pole, Science, Philosophie et Religion convergent necessairement au voisinage du Tout. Elles convergent, je dis bien ; mais sans se confondre, et sans cesser, jusqu’au bout, d’attaquer le Reel sous des angles et a des plans differents. (Но и любой феномен тоже, как это происходит с меридианами при приближении к полюсу, наука, философия и религия обязательно сходятся в окрестности Целого. Они сходятся, как я считаю; но не смешиваются и не перестают всё время атаковать Реальность под разными углами и плоскостями).

– Это вы хорошо заметили насчёт разных углов и плоскостей, – сказал я, – потому что у каждого из нас свой взгляд на мир. И каждый из нас смотрит на вещи под своим углом и со своей плоскости.

– Да, – согласился со мной старик, – вы в чём-то правы, но углы и плоскости сужают и ограничивают наше мировоззрение. Чтобы увидеть истинный мир, нам нужно подняться над всеми углами и плоскостями. Всё в мире меняется, как и меняется сам человек. В своём развитие взгляд на мир человека расширятся, и он видит с каждым шагом своего развития больше, чем видел предел. «L'Homme, non pas centre statique du Monde – comme il s'est cru longtemps, – mais axe et fleche de l'Evolution». (Человек, не статический центр мира, – как он долго думал, – а ось и стрела эволюции).