Ломая печати

Шестую ночь они провели в домишке на окраине Бацуха. Какой-то незнакомый человек смело привел их сюда. Он сам пришел к ним на лесную опушку и пообещал, что завтра проведет их через долину, кишащую немцами. И провел их на рассвете, когда вся деревня спала. Овраг, шоссе, железнодорожная насыпь, колея, мост через замерзший Грон, быстро, живее! Наконец-то лес. Гора. Укрытие. Прощай, неведомый благодетель!

Переход длился целый день. Опять переночевали у лесорубов. Пустая деревянная изба встретила их кафельной печью. Огонь ободряюще пылал. Веселей стало. И горы были пониже, и снегу поменьше, лишь до половины икр, и холод не такой лютый.

Седьмую ночь они провели с позволения лесника в его доме над дорогой из Брезно в Тисовец. Хозяин предупреждал их: будьте осторожны, немцы наведывались в Михалову.

Двое молодых проводников охотно предложили им свои услуги. Поднялись они затемно, в четыре часа. Лишь спустя час после рассвета, уже среди бела дня, они оказались над тем местом, где рядом виднелись шоссе, речка, железная дорога и лесопилка. Ждать до ночи? Или рискнуть? Решили перебраться группками. Первая тройка прикрывала переход остальных. Бегом из лесу, вброд через ледяной поток, перемахнуть колею, наперегонки с ветром выскочить на шоссе, через мост, под носом у рабочих лесопилки, пяливших глаза на мчавшихся мимо них обросших вооруженных солдат! Бегом! Небольшое село в долине, обеспечившее им крышу над головой, теплый ужин, даже со свининой, называлось Доброч.

Весь девятый день они шли с рассвета до темноты без передышки. Было 28 ноября. Деревянные избы затерянной деревни карабкались в гору. Местный мясник заменил парикмахера. Подстриг, тупой бритвой содрал щетину. Хозяйка нагрела воды. Они вымылись.

— Боже! Какие хлопцы! И до чего молодые!

— Молодые! Черта лысого! Вон Бремер, тот молодой. Ему шестнадцать. А мы?!

— Курчик, что она говорит?

— Что мы все молодые.

— Молодые? Скажи ей, что мы пережили за три месяца больше, чем иные за целую жизнь. Переведи!

Тут они были уже среди людей. Их встретили. Угостили. Спать уложили.

Вот оно, спасение.

— Как это место называется?

— Лазы.

— Оставайтесь, коли нет нужды идти дальше. А я уже дошел, — вздохнул Курчик.

— А какое место отсюда ближе всего?

— Ближе всего? Слыхали? Спрашивают, какое место, мол, ближе всего! Да небо! Небо ближе всего! Руку протяни — оно вот, рядом.

КНИГА БЕЗ СЛОВ

Говорят, каков автор, такова и книга.

Та, что лежит передо мной, омерзительна. Еще мерзостнее ее авторы.

Библиотекарь, доставший ее из ящика, вздохнул: «Пятнадцать килограммов смертных грехов».

На вид ее можно принять за старый миссал, сборник духовных песнопений или хронику — черная, толстая, корешок в две ладони, переплет твердый, в двух томах: в первом 2670 страниц, во втором — 1392. Тома составлены из двойных листов. На левой стороне такого разворота — под заголовком «Номер главного реестра» — отпечатаны сорок граф: имя, фигура, рост, цвет лица, ресницы, день, месяц и место рождения, родной язык, вероисповедание, образование, женат, холост, вдов, особые приметы, место службы, дети и т. д., имущественное положение, состояние здоровья, одним словом, исчерпывающий тест, хорошо продуманное зондирование тела и души человека. Следующий формуляр, обозначенный лишь словами «главный реестр», снабжен восемнадцатью рубриками, раскрывающими существо дела: срок, начало и конец отбывания, за какое преступление подвергнут наказанию, список изъятых и сданных на хранение вещей, поведение, дисциплинарные взыскания, содержание за государственный или собственный счет, постановление о помиловании осужденного на смертную казнь с указанием, чем она заменена, где и когда переведен из тюрьмы или куда конвоирован, снабжен ли при освобождении одеждой, хлебом, средствами на дорожные расходы, к какой воинской части относится, примечания, подпись.

Книга обычного формата. Как явствует из набранных нонпарелью сведений на полях, эти двойные листы лежат на совести «Типографии Андрей» в Прешове, инвентарный номер 701.

Открываю книгу. Меня обдает холодом — из рубрик на меня смотрят тысячи потухших глаз. Мороз по коже подирает!

Имена, имена, имена. Номера, номера. Крестики, буквы, примечания, строки, перечеркнутые красным карандашом, данные.

Рабочий, железнодорожник, машинист, учащийся, инженер-химик, домохозяйка, шофер, врач, портной, официант, профессор университета, кузнец, монтажник, учитель, журналист, зубной техник, бондарь, лесничий, студент. Таковы профессии.

Словак, русский, украинец, чех, поляк, серб, хорват, венгр, француз, американец, румын, канадец, англичанин, болгарин — таковы национальности.

Католик, лютеранин, православный, иудей, униат, баптист — таковы вероисповедания.

Трехдневный младенец и восьмидесятидвухлетний старик — таков возрастной диапазон.

Сроки задержания и освобождения варьируются с последних октябрьских дней 1944 года и до конца марта 1945-го.