Я снял ногу с педали, убрал газ, только слегка дотрагивался. Что, если, подумал я. Ведь нам сказали: глядите в оба! Я оглянулся. Всюду покой и мир. Я на второй скорости доехал до первых домов. Тихо. Нигде ни души. Выключил скорость, затормозил и выглянул. На доме объявление, смотрю, смотрю — и не верю глазам. «Ну и ну! Не может быть! — воскликнул я. — Ведь это по-немецки. Со свастикой. Что они себе позволяют, эти свиньи! — выскочил я из «татры» к дому. — Я вам покажу! На повстанческой территории!» И стал срывать эту бумажонку. Но тут треск, фюить — в стене дыра, вывалилась штукатурка. Я оглянулся. Напротив в саду немец перезаряжал ружье, собираясь выстрелить снова. Я бросился на землю и вытянулся во весь рост. Я еще услышал, как Галечка кричит: «Осторожно, тут немцы, назад, скорей назад!», и я пополз к машине, оставалось только прыгнуть в нее, но тут снова треск, треск — над головой разлетелось на мелкие осколки переднее стекло, пулемет продырявил капот, и эти гады у меня на глазах уничтожали машину. Я поднял голову. Впереди по улице перебежками приближались немцы, порой ложились и били по «татре». Я еще увидел, как из нее выскочила девушка, услышал, что Марсель кричит: «Schneller! Schneller!»[19]
— и вскочил на ноги. На заднем сиденье лежал навзничь Галечка весь в крови. Я схватил автомат, в три прыжка оказался в кукурузе у дороги, мы бежали через нее, задыхались, убегали от смерти, сердце, казалось, вот-вот разорвется, ноги дрожали, и только где-то далеко, где уже не слышно было стрельбу, мы упали на землю. Лежали рядом, обессилевшие, полумертвые от страха, перед глазами — окровавленный Галечка. Все произошло мгновенно. А где девушка? Она выскочила из машины, вбежала в кукурузу и исчезла. Надо было скорей назад. К артиллеристам, которые приближались к селу и смеялись: «Какие еще немцы!» Мы поднялись и бросились через эту кукурузу, поля, через ручей к дороге. Там мы на них и наткнулись. Они шли себе спокойненько. Первое орудие, второе, батарея. За ней вторая. Мы так запыхались, что нас била дрожь, и нам немалого труда стоило убедить их, что они должны остановиться, организовать круговую оборону и одолжить нам лошадей, чтобы мы смогли поскорей доложить в Криже, что произошло. Сверх того мне еще пришлось, именно мне, выполнить ту страшную роль. Сообщить Шарло, что стало с его отцом. Ох лучше не вспоминать.Операция началась. По пути мы встречали первые части, которые шли на позиции. Шли следующие батареи. Машины, танки.
— А что будет со мной? — спросил я. — Я был Шофертатра, потому что у меня была машина. Теперь ее уже нет. Как же я?
Они решили сразу:
— Пойдешь в пехоту.
— Есть, — щелкнул я каблуками. — Но у меня одна просьба. Я снова хочу попасть туда, где убили Галечку.
Они сказали, что я свихнулся, но потом пожали плечами:
— Если так настаиваешь, ступай!
Меня трясло как в лихорадке. Я все еще был уверен, что спасу «татру» и привезу ее назад, хотя сегодня знаю, что каждый мало-мальски здравомыслящий человек должен был подумать обо мне, что я в самом деле тронутый. Но мне разрешили, и я вернулся. Ну что вам рассказывать? Через эту кукурузу я опять дошел до самой Леготы, к тем домам, к тому месту, но «татры» не было, Галечки не было, никого и ничего не было. Только моя каска и саперная лопатка там валялись — как их выкинули эти бандиты. Лишь после войны я узнал, что леготские швабы провели через горы, где знали каждую тропку, немцев нам за спину и приготовили западню, в которую должен был попасть каждый, кто войдет в село. Мы им это дело сорвали. Ценой смерти Галечки.