Ломоносов и Николев (Некоторые тенденции в развитии жанра похвальной оды последней четверти XVIII в.)

О Муза! вопрошать престань
Исполненным невежства гласом;
На горней край Олимпа встань
И целым возгреми Парнасом,
Да света царства и цари
От восходящия зари,
От юга, запада и норда
Познают, что бессмертный Росс
Вознесся выше, чем колосс,
Прервав пути стремленья горда.

Что общих благ и торжества

Была и есть виной едина,
Созданье вышня божества,
Великая Екатерина.[11]

Тематическим стержнем развития одической композиции, определяющим специфику всей художественной структуры николевской оды, оказывается одна господствующая идея — прославление Екатерины II. Следующие за приведенными строфами картины побед «бессмертного Росса» вновь сменяются восторженными панегириками русской императрице (строфы 16—18). И весь этот апофеоз достигает своей кульминации в 19‑й строфе, где Николев ставит Екатерину в пример монархам других стран:

Владыки гордые держав!
В неправде вашей уличитесь,
И варварских гнушаться прав
Царицей росской научитесь.
Жалейте подданных своих,
Как наша Мать, любите их,
Да Царь отец народа будет;
На то и Бог Царя нарек,
Чтоб спасся в воле человек;
Себя ли в ней Монарх забудет?[12]

Николев и здесь по существу стремится следовать Ломоносову. Сравним приведенную его строфу со сходным местом из оды Ломоносова Екатерине II «На преславное Ея восшествие на всероссийский престол» (1762).

Услышьте, судии земные
И все державные главы:
Законы нарушать святые
От буйности блюдитесь вы
И подданных не презирайте,
Но их пороки исправляйте
Ученьем, милостью, трудом,
Вместите с правдою щедроту,
Народну наблюдайте льготу,
Да Бог благословит ваш дом.[13]

Но отдельные внешние текстуальные совпадения не меняют главного. Превосходная по энергичности звучания строфа Ломоносова была на деле обращена не столько к «державным главам» других государств, сколько заключала в себе вполне прозрачное напоминание самой Екатерине II перед лицом только что происшедшего свержения ее незадачливого супруга. И это прекрасно понимали современники. Для Николева же его выспренний призыв — очередная формула восхваления русской императрицы. Он искренне ставит Екатерину II в пример монархам других стран. Его идеал осуществлен в образе правления Екатерины II, и с этой точки зрения в подобных панегирических тирадах заключена вся проблематика его одического творчества.

В этой связи интересно сравнить позиции Ломоносова и Николева в их отношении к Петру I.

Восторженное отношение Ломоносова к великому преобразователю России основывалось во многом на том, что реформы Петра I, его неустанные усилия на поприще просвещения России, борьба за ее политическое и военное могущество отвечали устремлениям и мыслям самого Ломоносова. Для него деятельность Петра I была тем критерием, которым он измерял величие монархов.[14] И обращение к памяти Петра I в ломоносовских одах означало не только дань уважения к его деяниям, но оно должно было постоянно напоминать венценосцам об их конечном долге, служить для них живым примером истинного государя.

Николев тоже прибегает к авторитету Петра I. Но привлечение им образа Петра I, воспевание его заслуг служит иным целям. По существу оно призвано еще больше возвеличить личность царствовавшей Екатерины II:

Великий Петр, кем Росс устроен
И к вечной славе зарожден,
Великий Петр един достоин
С Екатериной быть сравнен,
В премудрых замыслах, в заботе;
Но паки взглянем лишь к щедроте,
Чем дышит миллион сердец…
И сей отечества Отец,
И Первый Петр, кем Росс гордится…
Вторым перед Второй явится!

И далее:

Она премудрость прославляет,
Она величие крепит,
Во агнца тигра превращает,
Смиренье из вражды творит:
Она лишь дни дает златыя,
Она… Она твой бог, Россия,
Свершивший благи все твои.

[15]