Читаем Лондон. Полная история города полностью

Ступив на мост, мы словно бы попадаем в другой мир — в мир изысканно-роскошной торговли. Здесь так же тесно и шумно, как в Боро, но вместо прилавков слева и справа тянутся магазины, в которых продаются гобелены, красивая мебель, тонкие полотна, серебряные и золотые изделия, заморские специи, которые на вес могли стоить дороже золота, и, конечно же, душистое мыло, благовония, притирания и прочие косметические средства.


Лондона в 1300 году


Покупать мы ничего не собираемся, мы же просто гуляем, да и задерживаться у магазинов опасно — торговцы привязчивы, словно пчелы, почуявшие мед, так что проходим через мост быстрым шагом и останавливаемся только у часовни Святого Фомы, чтобы почтить память небесного покровителя города.

Дома на мосту стоят не сплошняком, так что можно найти место для того, чтобы полюбоваться отсюда на Тауэр. Если смотреть на крепость из города, то она угнетает — создается впечатление, будто Тауэр нависает над Лондоном, ежесекундно напоминая горожанам о величии королевской власти (собственно, так и хотелось Вильгельму Завоевателю). А с моста Тауэр похож на большой флагманский корабль, за которым по морям времени плывет Лондон… Тауэр не принято воспевать в стихах, но в его стенах было создано немало поэтических произведений, наиболее впечатляющим из которых является «Моя весна — зима моих забот» Чидика Тичборна. Это стихотворение было написано в ночь перед казнью (несчастный поэт был в числе заговорщиков, которые собирались возвести на трон Марию Стюарт)[86].

Я и не знал, что смерть в себе носил,Что под моей стопой — моя гробница;Я изнемог, хоть полон юных сил;Я умираю, не успев родиться.О мой Господь! Ты этого хотел? —Вот — жизнь моя, и вот — ее предел[87]

От моста мы пройдем немного прямо, по улице, которая называется Бридж-стрит[88], а затем свернем налево на Кэндлевик-стрит[89]. Название свидетельствует о том, что здесь изначально селились изготовители свечных фитилей (то была особая профессия, а свечи делали другие мастера). Если свернуть направо, то можно выйти к Тауэру по Тауэр-стрит. В конце XV века ее упоминает в своем трактате «О занятии королевства Англии» (De occupatione regni Angliae) итальянский монах-августинец Доменико Манчини, сообщая, что на ней нельзя было найти ничего, кроме тканей. Членам одной гильдии было удобно селиться вместе, а покупателям тоже было удобно покупать конкретные товары в конкретных местах. Если понадобилось полотно — иди на Тауэр-стрит, а рыбу нужно покупать на Тэмз-стрит, тянущейся вдоль реки. Название улиц не всегда могло служить ориентиром.


Стивен Конлин. Устройство дома XVI века


Так, например, на Полтри-стрит[90], продолжении рыночного Чипсайда[91], очень скоро перестали торговать домашней птицей, поскольку престижное центральное расположение побуждало к торговле более дорогими товарами. Синьор Манчини сообщает, что здесь продавались «золотые и серебряные кубки, красители, разные шелка, ковры, гобелены и многие другие экзотические товары».


Неизвестный художник. Вид на мост из Саутуорка. Ок. 1630


Если попытаться сформулировать впечатление от средневекового Лондона предельно лаконично, то оно будет таким: «это город контрастов». Рядом с трехэтажным каменным домом знатного человека может находиться убогая пекарня, состоящая из двух каморок. В передней ведется торговля выпечкой, а задняя, где стоит печь, служит и производственным помещением, и жильем для пекаря и его семейства. Если мы позволим себе заглядывать в окна (а мы непременно это сделаем!), то контраст будет еще разительнее. В богатых покоях горит много свечей, на полу лежат ковры, стены затянуты гобеленами, стоит разнообразная мебель, посуда поражает роскошью, а у бедняков вся обстановка представлена кроватью с тюфяком, столом, парой-тройкой грубо сколоченных табуретов и несколькими сундуками, заменяющими шкафы. Большинство горожан в Средние века довольствовались самым необходимым и лишь по-настоящему богатые люди могли выйти за пределы этого minimum minimorum[92].

Кэндлевик-стрит переходит в Кордвайнер-стрит[93], на которой жили обувщики. Они могли шить обувь, но не могли заниматься ее починкой, для этого существовала гильдия сапожников. В архиве сохранился документ, посвященный судебному разбирательству по поводу нарушения гильдийных прав неким Томасом Этвудом, который, будучи членом гильдии кордвайнеров, принял в починку ранее изготовленные им сапоги. Нарушителю конвенции грозил штраф в полтора фунта (очень большие деньги), но он сумел оправдаться на том основании, что не занимался починкой как таковой а устранил дефект, допущенный им самим при изготовлении обуви. А это полностью соответствовало законам, согласно которым мастера были обязаны исправлять свои ошибки «безотлагательно и не требуя платы».


Антон ван ден Вингаерде. Вид на город Лондон и Лондонский мост. 1554


Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

Военное дело / История / Политика / Образование и наука