Ступив на мост, мы словно бы попадаем в другой мир — в мир изысканно-роскошной торговли. Здесь так же тесно и шумно, как в Боро, но вместо прилавков слева и справа тянутся магазины, в которых продаются гобелены, красивая мебель, тонкие полотна, серебряные и золотые изделия, заморские специи, которые на вес могли стоить дороже золота, и, конечно же, душистое мыло, благовония, притирания и прочие косметические средства.
Лондона в 1300 году
Покупать мы ничего не собираемся, мы же просто гуляем, да и задерживаться у магазинов опасно — торговцы привязчивы, словно пчелы, почуявшие мед, так что проходим через мост быстрым шагом и останавливаемся только у часовни Святого Фомы, чтобы почтить память небесного покровителя города.
Дома на мосту стоят не сплошняком, так что можно найти место для того, чтобы полюбоваться отсюда на Тауэр. Если смотреть на крепость из города, то она угнетает — создается впечатление, будто Тауэр нависает над Лондоном, ежесекундно напоминая горожанам о величии королевской власти (собственно, так и хотелось Вильгельму Завоевателю). А с моста Тауэр похож на большой флагманский корабль, за которым по морям времени плывет Лондон… Тауэр не принято воспевать в стихах, но в его стенах было создано немало поэтических произведений, наиболее впечатляющим из которых является «Моя весна — зима моих забот» Чидика Тичборна. Это стихотворение было написано в ночь перед казнью (несчастный поэт был в числе заговорщиков, которые собирались возвести на трон Марию Стюарт)[86]
.От моста мы пройдем немного прямо, по улице, которая называется Бридж-стрит[88]
, а затем свернем налево на Кэндлевик-стрит[89]. Название свидетельствует о том, что здесь изначально селились изготовители свечных фитилей (то была особая профессия, а свечи делали другие мастера). Если свернуть направо, то можно выйти к Тауэру по Тауэр-стрит. В конце XV века ее упоминает в своем трактате «О занятии королевства Англии» (De occupatione regni Angliae) итальянский монах-августинец Доменико Манчини, сообщая, что на ней нельзя было найти ничего, кроме тканей. Членам одной гильдии было удобно селиться вместе, а покупателям тоже было удобно покупать конкретные товары в конкретных местах. Если понадобилось полотно — иди на Тауэр-стрит, а рыбу нужно покупать на Тэмз-стрит, тянущейся вдоль реки. Название улиц не всегда могло служить ориентиром.Стивен Конлин. Устройство дома XVI века
Так, например, на Полтри-стрит[90]
, продолжении рыночного Чипсайда[91], очень скоро перестали торговать домашней птицей, поскольку престижное центральное расположение побуждало к торговле более дорогими товарами. Синьор Манчини сообщает, что здесь продавались «золотые и серебряные кубки, красители, разные шелка, ковры, гобелены и многие другие экзотические товары».Неизвестный художник. Вид на мост из Саутуорка. Ок. 1630
Если попытаться сформулировать впечатление от средневекового Лондона предельно лаконично, то оно будет таким: «это город контрастов». Рядом с трехэтажным каменным домом знатного человека может находиться убогая пекарня, состоящая из двух каморок. В передней ведется торговля выпечкой, а задняя, где стоит печь, служит и производственным помещением, и жильем для пекаря и его семейства. Если мы позволим себе заглядывать в окна (а мы непременно это сделаем!), то контраст будет еще разительнее. В богатых покоях горит много свечей, на полу лежат ковры, стены затянуты гобеленами, стоит разнообразная мебель, посуда поражает роскошью, а у бедняков вся обстановка представлена кроватью с тюфяком, столом, парой-тройкой грубо сколоченных табуретов и несколькими сундуками, заменяющими шкафы. Большинство горожан в Средние века довольствовались самым необходимым и лишь по-настоящему богатые люди могли выйти за пределы этого minimum minimorum[92]
.Кэндлевик-стрит переходит в Кордвайнер-стрит[93]
, на которой жили обувщики. Они могли шить обувь, но не могли заниматься ее починкой, для этого существовала гильдия сапожников. В архиве сохранился документ, посвященный судебному разбирательству по поводу нарушения гильдийных прав неким Томасом Этвудом, который, будучи членом гильдии кордвайнеров, принял в починку ранее изготовленные им сапоги. Нарушителю конвенции грозил штраф в полтора фунта (очень большие деньги), но он сумел оправдаться на том основании, что не занимался починкой как таковой а устранил дефект, допущенный им самим при изготовлении обуви. А это полностью соответствовало законам, согласно которым мастера были обязаны исправлять свои ошибки «безотлагательно и не требуя платы».Антон ван ден Вингаерде. Вид на город Лондон и Лондонский мост. 1554