– Молод ты еще рассуждать о принципах, – не поворачиваясь к сыну, отрезал Айрленд-старший. – Или ты полагаешь, что принципы обеспечат тебе лучшую жизнь?
– По крайней мере, не худшую.
– Уж не хочешь ли ты весь век тянуть лямку в лавке? – С этими словами отец повернулся, по-прежнему не глядя на сына, подошел к прилавку и ладонью смахнул с него пыль. – Неужели у тебя нет иных устремлений, кроме как стать торговцем? – Уильям хранил молчание, и отец продолжил: – Если бы у меня в начале моей взрослой жизни был такой же патрон, такой же благодетель, уж я бы этой возможности не упустил.
– Какой возможности?
– Подняться повыше.
– И как же?
– Открыв счет в банке. – Он глянул на сына. – Ты имеешь представление о том, что такое нищета? Я начинал без единого пенса в кармане. Каждый кусок хлеба доставался с боем. Учился я в бесплатной школе на Монмут-стрит. Впрочем, я тебе об этом рассказывал. – Уильям и впрямь уже слышал эту отцовскую историю. – Чтобы стать уличным лоточником, я выпрашивал деньги, брал в долг по паре шиллингов. Процветания я ждал долго, но все же дождался. Как ты сам знаешь.
– Знаю.
– Но сможешь ли ты повторить мой путь? Представляешь ли себе, с чего начать?
Сэмюэл Айрленд стал медленно подниматься по лестнице, останавливаясь на каждой ступеньке, словно никак не мог отдышаться.
Когда отец скрылся в своей комнате на втором этаже, Уильям подошел к рыжей восковой печати Шекспира, взял ее в руки и горько заплакал.
Три дня спустя Уильям вошел в магазин, насвистывая «Милую Жюли», и побежал наверх, в столовую. В камине уже пылали угли, рядом сидели отец с Розой Понтинг: они составляли список знакомых, которым стоило (с пользой для них и для себя) послать на Рождество бутылочку поссета[62]
– от простуды.– Каммингз слишком стар, – говорила Роза. – Он только весь обольется.
– У меня для вас подарок, отец. – Уильям достал из нагрудного кармана выцветший пергаментный лист. – Подарок на все времена.[63]
Сэмюэл Айрленд вскочил со стула и нетерпеливо выхватил бумагу из рук сына.
– Это его завещание, – сказал Уильям.
– Не заверенное?
– Безусловно, нет. Но вы же мне сами как-то сказали, что он умер папистом.
Сэмюэл Айрленд подошел к столу и положил на него бумагу.
– Было такое подозрение. Но не более того.
Айрленды обсуждали этот вопрос во время недавней поездки в Стратфорд. Попив чаю с мистером Хартом в родном доме Барда, они отправились по Хенли-стрит к реке. По дороге говорили о завещании Джона Шекспира, запрятанном за стропилом, и строили догадки о том, унаследовал ли сын веру отца. В подкрепление своих доводов Сэмюэл Айрленд решительно стучал по булыжной мостовой тростью с набалдашником, украшенным драгоценными камнями.
– Когда-то по рукам ходила пьеса о паписте Томасе Море, якобы принадлежавшая перу Шекспира. Но это был апокриф.
– Апокриф? Что это такое, отец?
Мгновение они молча смотрели друг на друга, наконец Айрленд-старший бахнул тростью по булыжнику.
– А ничего. Слово такое. Употребляется, когда говорят о том, что не входит в канонический список произведений какого-либо автора.
Уильям смотрел прямо перед собой, однако не заметил семейки поросят, которую гнали по Хенли-стрит.
– Интересное словцо. Апокриф…
– Такими выражениями, Уильям, часто пользуются чересчур вольно. Науке свойственна неточность.
– Выходит, ученые могут ошибаться?
– Они слишком большое внимание уделяют источникам, происхождению текстов. Вместо того чтобы углубиться в изучение дивной, возвышенной поэзии нашего Барда, они рыщут в поисках оригиналов, из которых Шекспир, возможно, заимствовал свои сюжеты. Это ложная ученость.
– Некоторые утверждают, будто Шекспир вообще все списал у других.
– Вот-вот, именно про такого рода предположения я и толкую. Нелепица. Чушь. Он сам был божественным источником.
– Иначе говоря, каких-либо других источников у него не было?
– Не правильнее ли сказать, Уильям, что источники тут сколько-нибудь существенной роли не играют?
– Я рад это слышать. – Отец пронзительно глянул на сына, а тот продолжал: – Шекспир – статья особая, равных ему нет.
Сэмюэл Айрленд по-прежнему не сводил внимательного взгляда с лежащего на столе пергаментного листа.
– А ведь завещание доказывает, что он не был папистом. Вы всё разбираете, отец?
– Тут, в общем, говорится о том, что он отдает свою душу в руки Иисуса.
– Но ни слова о Деве Марии. Или о святых. Нет даже намека на слепую веру. Никакого фанатизма.
Сэмюэл Айрленд взволнованно утер глаза.
– Не может тут быть ошибки, а, Уильям?
– Посмотрите на подпись, отец. Точь-в-точь как на том документе.
Роза Понтинг все еще изучала список получателей рождественской бутылочки с поссетом.
– Ты попусту тратишь время, Сэмми. Если твой сын не желает эти бумаги продавать, какой в них толк?