Лонвилль

– Это всего лишь люди, – пожал плечами дядюшка и сделал шаг вперед. – А кроме того, они все смеялись надо мной. Они издевались над слабым. Не жалей тех, кто способен обижать слабого.

– Убийца… Не подходи ко мне…

– Не волнуйся, – сказали они все синхронно. – Я не причиню тебе вреда. В конце концов, ты моя племянница, и я люблю тебя, несмотря ни на что.

– Не подходи, – сквозь слезы прошептала Мила, развернулась и бросилась бежать через сад, заваленный трупами. Которых было очень, очень много. Перемахнув через невысокий заборчик и миновав еще какой-то дом, она выбежала на дорогу, но так сильно волновалась, что в какой-то момент споткнулась об валявшийся на ее пути булыжник и, рухнув, сильно ударилась головой об бордюр.

14

Судорожно вздохнув, Мила открыла глаза и обнаружила себя привязанной к стулу в какой-то комнате с грязным полом и потертыми стенами. Со страхом оглядевшись по сторонам, она сразу сообразила, что находится в гостиной дядюшкиного дома. Да и сам дядюшка, на лице которого светилась довольная улыбка победителя, был здесь же. Он, закинув ногу за ногу, сидел на стуле напротив нее и несильно постукивал пальцами правой руки по своему колену.

– Помнишь эту гостиную? – дружелюбно спросил он, увидев, что она пришла в сознание. – Я давно перебрался в другой дом, получше, но твоя мать очень любила проводить здесь вечера, наслаждаясь игрой огня в камине… Она всегда говорила, что огонь в камине – это словно жизнь… Пламя рождается, расцветает, затухает, умирает… Все, как у людей. – дядюшка задумался о чем-то, а потом добавил, грустно ухмыльнувшись. – Роза частенько любила повторять, что маленькая искорка, вылетающая из огня и живущая всего лишь мгновение, вполне может быть целой вселенной со своими звездами и планетами, на одной из которых тоже могут жить люди… У них, в этой искорке, сменяются эпохи и поколения, проходят тысячи лет, но для нас это всего лишь искорка, вылетевшая из пламени на пару секунд… Вполне возможно, что они тоже мучаются вопросом, единственные ли он разумные существа внутри этой искорки и совершенно не догадываются о том, что их вселенная настолько мала и недолговечна… Кто знает, может быть, и наша вселенная – это тоже всего лишь искорка, вылетевшая из огромного костра, вокруг которого прямо сейчас сидят великаны и ведут между собой философские разговоры… Мы с твоей мамой любили поболтать о всякой всячине, сидя перед камином. Признаюсь, меня немного раздражали ее приезды, ведь я был уверен, что она делает это просто из необходимости, созданной родственными связями, из-под палки, но нет… Я ошибался. Твоя мать, действительно, любила меня. Как жаль, что я понял это только после ее смерти…

Мила со страхом смотрела на дядюшку.

– Я специально появляюсь перед тобой в своем старом теле, чтобы не пугать, – продолжил он, внимательно разглядывая ее. – Все-таки, я очень люблю тебя… Если быть откровенным, то сам я ненавижу свое собственное тело, ведь именно таким меня знали люди и именно в этом обличии я был объектом их насмешек. Обычно, оно лежит спрятанным в прохладном подвале одного из домов, и я нечасто пользуюсь им, предпочитая находиться в молодых, красивых телах. Я бы с удовольствием избавился от своего тела, но это не так-то просто сделать, поэтому пусть оно умрет естественной смертью… Мне напоминает это старого плюшевого медвежонка из детства, которого я так и не смог выбросить… Не помню, рассказывал ли я тебе, что когда перебрался из Нью-Йорка в Лонвилль, то с собой у меня было совсем немного вещей – кое-какие нехитрые пожитки, документы на дом, банковская книжка и плюшевый медвежонок. Он и сейчас сидит в спальне на моей кровати. Так странно, как мы, порой, привыкаем к вещам… – он покачал головой и снова спросил Милу беспечным голосом. – Не рассказывал?

– Отпусти меня, дядюшка, – взмолилась Мила, не ответив на его вопрос, и на ее глазах вновь выступили слезы. – Прошу тебя, дай мне уехать.

– Мне очень жаль, детка, но я не могу сделать этого, – ответил он и строго посмотрел на нее. – Иначе это будет угрожать моему благополучию.

– Я никому не расскажу, клянусь…

– Еще пару часов назад ты угрожала мне полицией, – беззлобно усмехнулся он и добавил. – Твой отъезд абсолютно исключен. Ты останешься жить в Лонвилле навсегда. Я позабочусь о том, чтобы ты ни в чем не нуждалась.

Мила оглядела знакомую ей с детства гостиную, залитую пытавшимся пробиться через плотный слой пыли на стекле солнцем, и напрягла руки, пытаясь разорвать узел, но веревка не поддалась.

– Бесполезно, – произнес он, заметив ее движения. – У тебя не получится разорвать оковы, но это вынужденная, временная мера. Как только ты смиришься со своей участью, я обязательно освобожу тебя. Со временем, я уверен, тебе понравится здесь.

– Дядюшка, если ты любишь меня – отпусти…

– Извини, – отрезал он. – Это исключено.

Дядюшка встал со стула, подошел к окну, а потом добавил, не поворачивая головы: