В Лондоне 28, 29 и 30 августа Галифакс и Кэдоган продолжали переговоры с Далерусом. Точнее, эти двое уже банально издевались над шведом, который жалел, что ввязался во все это. Без конца министр иностранных дел и его заместитель заставляли его звонить Герингу и выяснять все новые и новые подробности, ставили новые условия. Было понятно, что телефонные линии прослушивались обеими сторонами и говорить со всей откровенностью Геринг не мог. Тем не менее 30 августа произошло удивительное: Далерус передал в Форин Оффис, что Германия готова провести плебисцит среди населения Данцига и Польского коридора. Только представитель Польши должен незамедлительно приехать в Берлин со всеми полномочиями для переговоров такого рода. Галифакс в это время лег поспать в 5 часов вечера526
. Кэдоган без энтузиазма передал новости от Далеруса премьер-министру. Дождавшись, пока лорд Галифакс проснется, Чемберлен под его диктовку составил неутешительный ответ для рейхсканцлера и передал его в Берлин.В это самое время в Рейхе посол Гендерсон только и делал, что передавал ответы и Форин Оффиса, и лично Чемберлена, который уведомлял Гитлера о том, что послал в Варшаву предупреждение об опасности пограничных инцидентов, и от всего британского правительства. Итоговый разговор посла с рейхминистром иностранных дел фон Риббентропом состоялся около полуночи 30 августа и окончился скандалом. 31 августа Геринг пообещал лично сбросить цветы на могилу британского посла, если люфтваффе разбомбит его дом527
. В этот же день лорд Галифакс отправил Папе Римскому личное письмо, в котором просил его помолиться о мире.В 9 утра 1 сентября 1939 г. Кэдоган пошел на Итон-сквер будить своего начальника, которому вкратце рассказал, что с 7 утра получает сообщения о том, что немецкие войска перешли польскую границу. Лорд Галифакс, естественно, отправился на Даунинг-стрит. Он вызвал в Форин Оффис германского посла и сделал ему официальный запрос об инцидентах на германо-польской границе, которые «создают самую серьезную ситуацию между его правительством и моим»528
. Тот, в свою очередь, разыграл удивление и мог только заявить, что направит этот запрос в Берлин. Польский посол, добившись аудиенции министра иностранных дел, спрашивал, собирается ли Великобритания сдержать данные ей Польше обязательства. Галифакс отвечал, что если все подтвердится, то да, гарантия будет выполнена незамедлительно. По логике вещей, согласно гарантийным обязательствам, выданным Польше, Британская империя должна была немедленно объявить войну Рейху. Но только сделать этого пока премьер-министр Чемберлен не мог.Палата общин в первые два дня военного наступления Германии на Польшу сходила с ума. Правительство могло пасть в любой момент. Конечно, со стороны происходящее напоминало трусливую и вероломную политику, Гитлер бомбил поляков, помощь которым была обещана, а единственное, на что 1 сентября решился Чемберлен – это просить британского посла забрать свой паспорт. Оппозиция, которая систематически отвергала даже самое минимальное перевооружение, была готова растерзать премьера и настаивала на немедленном объявлении войны Германии.
Чемберлен не мог заявить во всеуслышание, что из Парижа от правительства Даладье поступила срочная телеграмма, в которой французы просили 48-часовую отсрочку. В решающие последние дни августа, боясь настроений общественности, Даладье не спешил проводить никаких подготовительных мер, оставляя Париж незащищенным. Чемберлен продолжал тянуть время, подвергаясь суровой критике, чтобы из французской столицы хотя бы могли эвакуировать женщин и детей.
Галифакс в Палате лордов отделался коротким докладом о том, что было предпринято британским правительством, и резюмировал: «Таким образом, мы пришли к финалу всех надежд этих последних недель, и я не думаю, что какой-либо человек когда-либо более преданно трудился ради мира, чем мой досточтимый друг премьер-министр; по моему мнению, не может быть более убедительного доказательства того, что нынешняя ситуация навязана нашей стране, чем то, что именно он должен быть тем человеком, который объявит о войне. Я полагаю, что любой, кто видел документы и знает инстинктивное стремление к взаимопониманию немецкого и британского народов, может оценить трагедию, вызванную совершенно неоправданными действиями, предпринятыми сегодня утром немецкими лидерами и, прежде всего, канцлером Германии, на котором в историческом аспекте наверняка будет лежать огромная ответственность за все это»529
.