Джон Саймон с его командой действительно создал очень внушительный, скрупулезный, образцовый по подаче и изложению труд. Отчет его комиссии составил около четырехсот страниц и до сих пор считается эталоном исторического документа. Однако в его рекомендациях ни разу не был упомянут статус доминиона. Комиссия лишь повторяла то, что было уже общепринятым мнением: «Мы рекомендовали значительный конституционный прогресс в британской Индии. В каждой из восьми больших областей – провинция Мадраса, или Бомбея, которые больше, чем Италия, и провинция Бенгалии, более густонаселенная, чем Великобритания, – мы предложили отказаться от системы “двоевластия” и установить полностью парламентское правительство с министрами, ответственными провинциальному законодательному органу во всех отделах, включая отдел законности и правопорядка. Должна быть расширенная франшиза, которая включала бы допуск большого количества женщин-избирателей. Бирма, которая не была естественной частью британской Индии, должна быть отделена от нее немедленно, и ей должна быть предоставлена собственная конституция. В центре, сохраняя вице-короля как руководителя и министров в законодательном органе, мы предложили, чтобы Законодательное собрание назвали Федеральным собранием, и его нужно воссоздать на основе представления этой и других областей британской Индии в соответствии с населением. План включал более близкую связь с индийскими штатами посредством совета по Индии, который будет обсуждать вопросы всеобщей значимости. В длинном списке сложных, но жизненных проблем – таких как армия, государственные службы, финансы, образование, суды, северо-западная граница, подавленные классы – мы разработали решения, от которых теперь не осталось и следа»245
.Вице-король Ирвин, ознакомившись с документом, винил во всем лично Саймона и писал министру Бенну: «Он, мне кажется, испытывает большой недостаток воображения. Конечно, для него было бы возможно сказать: “Вы хотите статус доминиона; мы хотим, чтобы у вас он был; есть такие-то и такие-то трудности; они могут быть, вероятно, обсуждены на конференции: наши предложения для преодоления их вот такие и такие!” Но вместо этого нет даже слова об подобном, и это причинит вред»246
. Какой бы отчет ни опубликовала комиссия, разбираться с произведенным эффектом предстояло Ирвину.Комиссия Саймона возлагала надежды на конференцию круглого стола, которая должна была состояться в ноябре того же года, тем не менее, учитывая продолжающую ухудшаться ситуацию в Индии, проведение ее стояло теперь под вопросом. В Лондоне в дело стал вмешиваться Стенли Болдуин. Для участия в конференции круглого стола он привлек Сэма Хора, который живо откликнулся на его предложение и был, в общем, союзником Ирвина. Но также Болдуин привлек и Остина Чемберлена. Тот был слишком взволнован событиями и писал сестре: «Я так не беспокоился ни о чем, начиная с войны, и еще не могу целиком увидеть предстоящий путь через все трудности»247
. Весть о том, что Остин Чемберлен снова находится в фаворитах у С. Б., примерно до той же степени взволновала Ирвина.Болдуин отправил вице-королю телеграмму, в который предлагал рассматривать отчет Саймона как точку отсчета для переговоров на предстоящей конференции. Поскольку в отчете ни одного слова не было сказано о статусе доминиона, назревала ситуация, в которой вице-королевское заявление об этом могло быть отменено. Разумеется, Ирвин пришел в ярость, о чем немедленно написал лейбористу Бенну, разделяющему его взгляды: «Я предполагаю, что телеграмма представляет взгляды Остина Чемберлена, Пила, Биркенхеда и Эдди Уинтертона. Я не могу сдержать чувство, что у Стенли Болдуина была сравнительно маленькая роль в ее написании. Предложение, чтобы отчет Саймона рассматривали как светское евангелие, подвергнутое критике, кажется мне совершенно смехотворным и, как Вы говорите, превратит конференцию в прекрасный фарс. <…> Это действительно заставляет мою кровь закипать: люди с таким менталитетом не знают начальных уровней проблемы, и Вы, и я должны иметь дело с ними, когда они только толкают все к тому, чтобы причинить вред. <…> Я должен признаться Вам вполне откровенно, что отторжение, которое я испытал, прочтя телеграмму Болдуина, состояло в том, что, если события пойдут так, это столкновение мнений, к общему несчастью, приведет к выборам. И если бы я был дома в это время, я должен был вполне определенно чувствовать невозможность возвращения к власти партии, которую представляет его телеграмма!»248