Лорд Галифакс: святой Лис

Апогея ситуация достигла, когда прямо в разгар этого ночного разговора между Чемберленом и Гитлером пришло сообщение о том, что Бенеш объявил о всеобщей мобилизации. Ни Чемберлен, ни Гитлер не знали, что президента Чехословакии сподвигло на это прямое указание Галифакса. Однако фюрер выказал редкое присутствие духа и заявил, что, несмотря на эту чудовищную провокацию, не станет предпринимать ничего против чехов, хотя бы до того времени, пока мистер Чемберлен находится на германской территории. Чемберлену удалось добиться переноса сроков начала эвакуации с территории Судет на 1 октября, с заверением Гитлера: «Вы единственный человек, которому я когда-либо шел на уступку». Еще раз Гитлер с большой серьезностью объявил, что это было последним из его стремлений в Европе. Расставались они в два часа ночи уже 24 сентября в исключительно дружелюбной атмосфере взаимопонимания, которую Кэдоган охарактеризовал как «гипноз»442.

Чемберлен возвратился в Лондон к обеду. Встречали его лорд Галифакс и Кэдоган, который описывал дальнейшие события: «Встреча “Кабинета министров в узком составе” в 15:30, премьер-министр сделал перед нами отчет. Я был совершенно испуган, он вполне спокойно говорит о полной сдаче. Еще более меня пугает то, что Гитлер очевидно загипнотизировал его на этом пункте. Однако уже совсем внушает ужас то, что премьер-министр загипнотизировал Галифакса, который решил сдаться полностью. <…> Я дал Галифаксу расклад того, что я думаю, но это не имело никакого эффекта. <…> Вернулся в Форин Оффис после ужина. Галифакс пришел с 10, Даунинг-стрит после разговора с лейбористской партией приблизительно в 22:30. Вел его домой и высказал несколько своих соображений, но не потряс его. Я прежде никогда не видел, чтобы он решался так быстро и твердо на что-то. Мне жаль, что он выбрал этот случай!»443 Опасения Кэдогана, что министр иностранных дел решил сдаться, были напрасны. Сыграв пай-мальчика на первом заседании Кабинета и согласившись с премьер-министром, лорд Галифакс на следующее утро кардинально изменил свое решение. Батлер отмечал, что для Галифакса в принципе было характерным постоянное «передумывание»444. В этот раз ответственным за изменение своей позиции он выставил Кэдогана.

Заседание Кабинета, на котором он выступал резко против принятия плана Гитлера и за начало войны, длилось с 9 утра до 6 вечера. После этого памятного диспута Галифакс пошел в Форин Оффис, где поймал Кэдогана и стал ему выговаривать: «Алек, я очень рассержен на вас. Вы обеспечили мне бессонную ночь. Я проснулся в час и не смог заставить себя заснуть снова. Но я пришел к выводу, что вы были правы, и в Кабинете, когда премьер-министр спросил меня, что предпринять, я набрался сил отказать условиям Гитлера»445. Услышав такое, Кэдоган расцвел: «Он откровенный и храбрый человек. Я принес ему извинения». Извиняться заместителю министра пришлось не единожды. Галифакс спросил у Кэдогана, знал ли тот, что обеспечил ему ужасную ночь. Кэдоган бесхитростно сказал «да», но добавил, что сам спал очень хорошо. Далее выяснилось, что после бессонной ночи не выспавшийся и рассерженный глава Форин Оффиса пошел портить настроение всем остальным. И в первую очередь, разумеется, премьер-министру. Чемберлен был ужасно потрясен, когда обнаружил, что за ночь мнение «гладкого и надежного Эдварда» коренным образом изменилось.

Он написал Галифаксу:

Полное изменение Вашей позиции с тех пор, как я видел Вас вчера вечером, является ужасным ударом для меня, но, конечно, Вы должны сформировать и свое мнение. Остается узнать, что скажут французы. Если они скажут, что будут воевать, таким образом, позоря нас, я не думаю, что мог бы взять на себя ответственность за такое же решение. Но я не хочу заниматься проблемой, которая еще не возникла.

Н. Ч.

Галифакс ответил записочкой:

Я чувствую себя скотом, но я лежал с открытыми глазами бóльшую часть ночи, мучился и не чувствовал, что мог сделать любой другой вывод в данный момент, принуждая ЧС.

Э.

Премьер-министр продолжил переписку:

Ночные умозаключения редко дают правильную перспективу.

Н. Ч.

Галифакс отвечал:

Я хотел бы, чтобы чехи договорились, но я не чувствую себя наделенным правом принуждать их.

Э.