Марианна от души расхохоталась. Вилл так наладил охрану лорда Шервуда, что Робин не мог ступить и шагу за порог трапезной, без того чтобы не оказаться тотчас окруженным десятком стрелков.
– Очень смешно! – проворчал Робин и лукаво улыбнулся одними глазами. – Одно утешение, что все это происходит сейчас, а не год назад.
– Почему тебя это утешает? – удивилась Марианна.
Робин сел рядом с ней, обнял и объяснил, глядя ей в глаза так, словно действительно ждал от Марианны сочувствия:
– Сама подумай! Как я бы смог объяснить девушке, почему навестил ее не один, а со всеми стрелками Шервуда?
– Ах девушке!.. – с деланым пониманием протянула Марианна. – Сейчас я тебе подскажу слова для твоих объяснений!
Она принялась колотить его ладонями по груди, пока он, расхохотавшись, не повалил ее на кровать, придавив собой так, что она не смогла шевелиться. Продолжая смеяться, он целовал ее скулы, нос, подбородок, а она мотала головой, отворачиваясь от его поцелуев.
– Ох, любовь моя! Ты не только осталась ревнивой, но стремительно начала глупеть! – вздохнул Робин и сдавил Марианну руками. – Не брыкайся, лежи смирно, пока я не побил тебя! Вот теперь умница! Ты думаешь, что у меня на кого-нибудь, кроме тебя, хватит сил? Вспомни, ты мне, усталому, целый час не давала уснуть!
– Это я тебе мешала спать? – уже с искренним негодованием фыркнула Марианна. – Ты сам меня разбудил, заявив, что соскучился, а я, видишь ли, сплю самым бессовестным образом. Мне пришлось покорно уступить твоим желаниям, а теперь ты утверждаешь, что это я не позволила тебе уснуть!
– А, так ты мне просто покорно уступила? И, наверное, испытала от своей покладистости лишь чувство исполненного долга? – осведомился Робин, забираясь рукой под ее платье и гладя Марианну по коленке. – А кто же так льнул ко мне, стонал и даже пытался кусать себя за пальцы, чтобы не разбудить всех своим криком?
– Я! Я! – рассмеявшись, повинилась Марианна, отталкивая его руку.
– Ну, вот так-то лучше, моя леди! – рассмеялся Робин и отпустил Марианну.
Он подошел к столу, не присаживаясь за него, налил себе молока и отломил кусок от ломтя хлеба.
– А вообще, ласточка, я в последнее время разлюбил начинать утро с разговоров о делах Шервуда, пока они не улучшились, – вздохнул он.
– Хорошо, – улыбнулась Марианна, – у меня есть к тебе совсем иной разговор.
– Какой? – спросил Робин, доливая себе молока.
– Сначала обернись. Мне нужно видеть твои глаза, – попросила Марианна.
Поставив кубок на стол, Робин обернулся к ней и слегка поднял бровь в ожидании ее слов. Марианна подошла к нему, посмотрела в глаза, но вместо того чтобы сказать хоть слово, смущенно уткнулась лбом ему в плечо. Робин рассмеялся и бережно обнял ее:
– А! Ты наконец-то поняла, что беременна!
Услышав его слова и смех, она вскинула голову и, забыв о смущении, удивленно спросила:
– Ты знал об этом?! – заметив, как в его глазах заиграли веселые искорки, она шумно вздохнула. – Вот почему ты сказал, что луна мне не поможет! От тебя вообще что-нибудь можно скрыть?
– Милая, но ты же не скрывала, – от души забавлялся Робин. – Когда дело касается тебя самой, ты иногда становишься поразительно слепой! Как же ты не обеспокоилась головокружениями, которыми раньше не страдала, когда они появились у тебя, а потом участились? А твои женские дни? Когда они были в последний раз? После ночи, которую мы с тобой провели в конце августа в доме Эллен, луна забыла о тебе!
Марианна тоже рассмеялась, признавая справедливость его слов, и с укором заметила:
– Если ты обо всем знал, то мог бы мне сказать, а не наблюдать за мной и ждать, пока я сама догадаюсь!
– Сказать тебе, что ты ждешь ребенка? – и Робин с улыбкой покачал головой. – Вилл был прав: я с тобой не заскучаю! Как ты представляешь себе подобное признание? Я ведь мужчина, мне дороги мужские традиции, и, согласно одной из них, это я должен услышать радостную весть от тебя, а не наоборот! Конечно, если бы ты продолжала пребывать в неведении до самых родов, мне пришлось бы сказать тебе при наступлении схваток, что надо немного потерпеть, а потом появится на свет наш ребенок.
Марианна представила себе воочию то, о чем только что сказал Робин, посмотрела на него, и они оба расхохотались.
– А для тебя это радостная весть? – тихо спросила Марианна, когда они перестали веселиться, и заглянула в самую глубь синих глаз Робина.
– Я ведь уже говорил тебе весной. Но, когда женщина в тягости, ей надо потакать, поэтому скажу еще раз: да. И даже признаюсь тебе в том, что и весной, и сейчас, осенью, я иной раз опасался проснуться и не найти тебя рядом. Когда ты спишь, а я смотрю на тебя, на меня вдруг находит морок, что ты прямо в моих объятиях начнешь таять, словно туман, и исчезнешь, как это раньше происходило в моих снах. Но теперь ты никуда не денешься! – Робин подхватил Марианну на руки и закружил ее. – Теперь ты моя до конца своих дней!
– Подожди! Подожди! Немедленно поставь меня на ноги! – перестав смеяться, потребовала Марианна и, когда он выполнил ее просьбу, прижала ладонь к побледневшему лицу. – У меня голова закружилась.