— Потому что для того, чтобы призвать моего брата, я должен обратиться мыслями к Фейри, — сказал Киран. — И было бы безопаснее, чтобы я оставался в здравом уме, я бы хотел иметь связь в этом мире. С чем-то… С кем-то… С кем-то, кто бы мог быть моим якорем, пока я ищу своего брата.
Кристина соскользнула с кровати. Выпрямившись, она была не на много ниже Кирана. Её глаза были на уровне его рта.
— Почему я? Почему не Марк?
— Я уже достаточно просил от Марка, — ответил он.
— Возможно, — заметила девушка. — Но, даже если это правда, не думаю, что это вся правда.
— Немногие из нас достаточно удачливы, чтобы когда-нибудь узнать всю правду о чём-либо. — Сумеречная Охотница знала, что Киран был молод, но было что-то древнее в его взгляде, когда он говорил. — Ты дашь мне свою руку?
Она протянула ему руку; на запястье красовалась красная отметина от её связывающего заклинания с Марком. Каким-то образом, это казалось подходящим. Его пальцы, холодные и сухие, лёгкие, как касание листочка, сомкнулись вокруг её пальцев.
Другой рукой Киран метнул золотой жёлудь в стену за каминной полкой.
На мгновение наступила тишина. Кристина могла слышать его прерывистое дыхание. Это было удивительно для фейри: всё, что они делали, было максимально отдалено от обычных человеческих эмоций, было странно слышать вздох Кирана. Но потом девушка вспомнила его руки вокруг своих, неровный стук его сердца. В конце концов, они были из плоти и крови, не так ли? Кости и мышцы, такие же, как и Сумеречные Охотники. И пламя ангельской крови тоже горело в них…
Тьма расползалась по стене как пятно. Кристина глубоко вдохнула, а Киран крепко сжал её руки. Тьма пришла в движение и задрожала, затряслась и преобразовалась. Свет танцевал в ней, Кристина могла видеть многоцветное ночное небо Фейри. И во тьме была ещё бо́льшая тьма. Мужчина, укутанный в тёмный плащ. В расступающейся тьме Кристина увидела ухмылку раньше, чем что-либо ещё, и её сердце, казалось, остановилось.
Это была ухмылка костей на полуголом черепе, прекрасном — с одной стороны, смертельном — с другой. Плащ, в который он был укутан, был чернильно-чёрным, с эмблемой сломанной короны на нём. Он стоял прямо и открыто, перекошено улыбаясь Кирану.
Они призвали совсем не Адаона. Это был Король Неблагого Двора.
* * *
— Нет. НЕТ! — Тавви плакал, уткнувшись лицом в плечо Джулиана.
Он воспринял новость о том, что отправится в Идрис с Алексом, Максом и Рафом, хуже, чем ожидал Марк. Все дети плачут вот так, словно всё в мире разрушилось, и их сердца были разбиты, даже если это была новость о недолгом отъезде?
Не то, чтобы Марк винил Тавви, конечно. Он чувствовал, словно это его собственное сердце было разбито на кусочки в его груди, когда он наблюдал за тем, как Джулиан измеряет шагами комнату, держа своего младшего братишку на руках, пока тот всхлипывал и колотил его по спине.
— Тавс, — произнёс мягко Джулиан, таким голосом, который Марк едва ли мог ассоциировать с мальчиком, который столкнулся лицом к лицу с Королём Неблагого Двора на его территории, прижимая нож к горлу принца.
— Это всего на один день, два максимум. Ты посмотришь на каналы в Аликанте, Гард…
— Ты постоянно уходишь, — Тавви задыхался, уткнувшись в ворот рубашки брата. — Ты не можешь снова уйти.
Джулиан вздохнул. Он опустил свой подбородок и потёрся щекой о непослушные кудри младшего брата. Смотря поверх головы Тавви, Джулиан встретился глазами с Марком. В них не было осуждения, никакой жалости, только ужасная печаль.
Хотя Марк чувствовал, как вина давит на его грудную клетку. «Пусть даже слова и были произнесены впустую», — Киран сказал однажды, когда Марк размышлял, встретились бы они когда-нибудь вообще, если бы он не присоединились к Охоте. Но сейчас он не мог остановить поток таких «если бы»: если бы он только мог остаться с семьёй, если бы Джулиану не нужно было быть мамой, папой и братом всем своим младшим братьям и сёстрам, если бы только Тавви не приходилось расти в тени смерти и потерь. Возможно тогда, каждое расставание не выглядело бы, как последнее.
— Это не твоя вина, — сказал Магнус, беззвучно появившись рядом с Марком. — Ты не можешь изменить прошлое. Мы взрослеем с потерями, все мы, исключая невероятных счастливчиков.
— Я не могу перестать мечтать о том, чтобы мой брат был одним из таких невероятных счастливчиков, — ответил Марк. — Ты понимаешь.
Магнус посмотрел на Джулса и Тавви. Маленький мальчик плакал навзрыд, крепко прижимаясь к старшему брату, утыкаясь лицом в плечо Джулиана. Его плечи опустились в изнеможении.
— Какой брат?
— Оба, — ответил Марк.
Магнус протянул руку, и изящными пальцами дотронулся до тускло-светящегося наконечника стрелы, который свисал с шеи Марка.
— Я знаю этот материал, — произнёс он. — Этот наконечник когда-то венчал оружие солдат Королевской Гвардии Неблагородного Двора.
Марк дотронулся до наконечника — прохладного, даже холодного, гладкого на ощупь. Несгибаемый, как сам Киран.
— Киран дал мне это.
— Это ценность, — сообщил Магнус.
Он обернулся на зов Алека, и позволил подвеске упасть обратно на грудь Марка.