Лоренцо

Она идет рядом со мной. «Спасибо большое. Не представляю, о чём ты думаешь, когда я появилась у тебя на пороге».

«О том, что ты бежишь от мужа?» — предлагаю я, равнодушно пожимая плечами. Мой тон отрывистый и резкий, но если она и обижается, то не показывает этого.

«Да. Ты угадал», — говорит она с тихим смехом. «Полагаю, ты хорошо разбираешься в людях в своем бизнесе».

Я выгибаю бровь, глядя на нее. «И в каком это бизнесе?»

Она пожимает плечами. «Мафиозные штучки».

Я останавливаюсь и смотрю на нее. Она действительно сказала это вслух? «Мафиозные штучки?»

«Вы из Коза Ностры, да? Сицилийская мафия?» — говорит она, оборачиваясь, когда замечает, что я больше не иду рядом с ней.

Уголки моего рта приподнимаются в слабой усмешке. «Обычно люди не говорят это так прямо. Не в лицо».

Она наклоняет голову, покусывая внутреннюю часть щеки, и смотрит на меня с выражением лица, которое я не могу понять. Она притворяется или на самом деле так равнодушна к этой встрече, как кажется? «О, точно. Извини. Я думала, это что-то вроде названия твоей должности или что-то в этом роде».

Сглотнув неожиданный смешок, я прохожу мимо нее и толкаю кухонную дверь, жестом приглашая ее пройти вперед. «Ты всегда говоришь то, что думаешь, или это нервное состояние?»

«О, почти всегда», — говорит она, проходя мимо меня на кухню и прислоняясь к массивному деревянному столу. Она с любопытством изучает меня. «И я не нервничаю».

Я прищуриваюсь. Кто, черт возьми, эта женщина? «Нет? Ты в этом доме, одна, с человеком, который занимается мафиозными делами, и ты даже немного не нервничаешь?»

«Ни капельки», — она усмехается, и ее глаза, кажущиеся карими в мягком свете кухни, впиваются в мои.

Я делаю несколько шагов к ней. Мурашки покалывают ее предплечья, но она не отрывает от меня взгляда. «Может, тебе стоит нервничать, Миа».

Ее лицо загорается, как рождественская елка. «Ты помнишь мое имя?»

«Я-я, э-э…»

«В любом случае, Кэт сказала мне, что ты очень хороший парень. Плюс, я видела тебя с твоей женой. Как ты себя вел, ты знаешь…» Ее глаза наполняются слезами, и она смахивает их.

Я проглатываю застрявший в горле ком эмоций. Я пожалею об этом, но не могу упустить возможность увидеть наши отношения с точки зрения другого человека — это как вернуть часть Ани, часть, которой у меня никогда не было, пока она была здесь. «Как я себя вел?»

«То, как ты на нее смотрел. Как будто ты готов зажечь для нее луну». Она тихо вздыхает. «Каждая женщина заслуживает мужчину, который смотрит на нее так. Каждая заслуживает того, кто ее обожает. Того, кто готов умереть за нее».

Эта женщина — эта незнакомка могла видеть все это? Черт, я все еще обожаю Аню. Я бы умер за нее сто раз. Будь у меня хоть половина шанса, я бы умер прямо сейчас, просто за еще один момент с ней. Я кашляю, чтобы прочистить горло, но это не помогает. Мой голос звучит грубо. «Ты увидела все это за несколько часов в нашей компании?»

«Такую любовь невозможно скрыть. Несколько мгновений в твоей компании сказали бы мне то же самое». Ее живот громко урчит, а щеки заливаются нежным румянцем. «Есть ли шанс, что я найду еду?»

«Что? Да, конечно». Я снова уставился. Что за фигня? «У нас осталось ризотто или есть мясо и свежий хлеб?»

«Ризотто было бы идеально. Спасибо».

Я никогда не видел, чтобы женщина получала столько удовольствия от еды, как Миа. Она закрывает глаза, чтобы насладиться каждым кусочком, и издает тихий стонущий звук каждый раз, когда откусывает. Наш повар София делает невероятное ризотто, но все же.

Я пристально смотрю на нее, завороженно глядя на эту женщину, у которой, кажется, есть все основания испытывать страх и депрессию, но, возможно, она самый счастливый человек, которого я когда-либо встречал.

В резком контрасте с тем, как она поглощала свое ризотто, Миа изящно промокает рот салфеткой, когда она закончила. Синяк на ее лице потемнел, а ее правый глаз частично опух и закрылся. Кэт проверит ее утром, но вид ее избитой заставляет мою вечную ярость выплеснуться наружу.

«Кто это с тобой сделал?»

Ее глаза мельком смотрят на мои. Теперь они снова карие. «Мой муж. Как ты и сказал».

Я так и знал. Вот гребаный ублюдок. «Зачем?»

«Зачем?» — горький смех звучит неестественно на её губах. «Ты думаешь, есть ли причина так поступать с тем, кого ты должен любить?»

Я молча проклинаю себя за неосторожный выбор слов. «Нет, но я имел в виду, что его что-то спровоцировало?»

«Эмм…» Она сжимает губы, словно глубоко задумавшись. «Сегодня утром это было из-за того, что хлопья были слишком размокшими».

Я хмурю брови. «Что?»

«Я налила молоко слишком рано, и его хлопья стали несъедобными», — говорит она, смиренно пожимая плечами.

«То есть это было обычным явлением?»

«Если ты имеешь ввиду пару раз за два месяца, то да».

«И это всегда была твоя вина, да? Ты заставила его так себя вести?»

«Ты знаешь сценарий?» Ее улыбка грустная, но искренняя.

Я много раз видел это у своих родителей, но ей я этого не говорю.

Она смотрит на меня так пристально, что мне становится жарко под ее взглядом. «И теперь ты удивляешься, почему я так долго оставалась».