Лошадь. Биография нашего благородного спутника

К тому моменту, когда я попала на этот праздник, тахи прожили на воле уже два десятилетия, однако три дня, наполненные речами в честь возвращения «нашей дорогой лошади», тем не менее показали, что пока еще никто не воспринимает этих коней как данность. Они остаются живым сокровищем – подобно австрийским липицианам. Невзирая на все попытки, за три бурных дня я сумела усвоить очень немного монгольских слов, однако часто, едва ли не каждые десять минут рядом со мной звучали два произнесенных с гордостью слова: «монгол тах, монгол тах». Я их никогда не забуду.

* * *

За время этой конференции я познакомилась со многими людьми, участвовавшими в спасении блудных пони. После появления в Хустае первых лошадей к проекту присоединились многие монгольские чиновники и ученые. Яхин Цэрэнделег присматривал за размножением лошадей. Он умер почти в то же время, что и Ян Боуман, однако его сын до сих пор участвует в проекте. Еще я познакомилась с Банди Намкаем, директором Хустая с самого первого дня существования парка. Хотя Хустай первоначально задумывался как охранная территория для обитания лошадей, масштабы его с тех пор значительно увеличились. Теперь Хустай считается национальным парком, и на его территории охраняются не только лошади-тахи, но и находящиеся в опасности виды птиц, газели, благородные олени, сурки, волки, барсуки, крупные и мелкие кошки и разнообразные растения.

В парк перевели даже диких баранов архаров, спасая их от охотников (этим в особенности гордятся Вит и его монгольские коллеги). Сегодня парк, начинавшийся как место поселения лошадей, сделался важным природоохранным учреждением, как часто случается в ходе реинтродукции животных. После коллапса коммунизма в Монголии и Центральной Азии воцарился экономический хаос. Стабильность была утеряна, хаос и отсутствие надежной торговой системы вызвали голод и чрезвычайную бедность. Учитывая эти обстоятельства, отчаявшиеся люди истребляли диких животных целыми популяциями.

Вит и Банди Намкай взяли на себя незавидное дело пропаганды среди местных жителей и добились того, что те стали уважать границы парка при охоте. Сделать это было непросто. Одно дело убедить людей принять на свою землю тахи и совсем другое – уговорить их не охотиться на других животных и не загонять украдкой своих коз, овец и домашних лошадей на богатые луга парка, когда их собственные пастбища истощены. Сперва Яну и Инге, a потом Банди и Виту пришлось основательно потрудиться, чтобы местные жители согласились потерпеть в расчете на дальнюю перспективу возникновения здесь туристической индустрии, способной их обеспечить.

Сегодня парк сделался экономической основой существования всей округи. Тысячи людей из разных концов света приезжают сюда каждый год, чтобы полюбоваться на лошадей, переночевать в аккуратных монгольских юртах (гэр) – небольших круглых переносных домиках, снабженных постелями, а зимой и печками, и побродить или поездить по парку, на автомобилях в компании гида или на спине коня. Дополнительно парковый фонд практикует выдачу микрокредитов местным жителям, решившим завести собственное дело. Вит объяснил мне, что практика кредитования оказалась вполне успешной[200].

* * *

Все это мне рассказали во время празднования в городе, где я также познакомилась с представителями зарегистрированной в Швейцарии Международной тахи-группы (ITG). ITG проводит собственный проект реинтродукции в пустыне Гоби, на границе с Китаем.

Международное сотрудничество принесло свои плоды. Ко времени юбилея в различных зоопарках, на выгонах и в диких уголках мира насчитывалось почти 2000 тахи. В те дни, когда Инге и Ян начинали свой крестовый поход ради спасения этих лошадей, исследователи природы обладали ничтожным опытом реинтродукции пленных животных в родные для них условия, однако ко времени монгольского юбилея стало широко известно, что животных нельзя переселять из зоопарка на природу, не оказывая им первоначально какой-то помощи.

Как следовало из наших бесед с Рэнсомом, дикие животные должны досконально знать свою территорию. Некоторые аспекты поведения лошадей могут оказаться врожденными, однако знание о том, как можно выжить в конкретном месте, приобретается только непосредственным опытом. Привыкшие к тесным и грязным загонам и выгонам зоопарков, лишенные необходимого движения, кони даже не понимают, что должны многое знать. Они не знают, что необходимо искать пищу и воду, поскольку и то и другое им всегда давали люди. Они не знают, какую социальную структуру должны образовать, не знают, как и в чем полагаться друг на друга, не знают даже, какие хищники опасны для них, а на каких можно не обращать особого внимания. Они столько пробыли в своем одиночном заключении, что не имеют представления о том, как надо жить на свободе.