Читаем Лошади моего сердца. Из воспоминаний коннозаводчика полностью

Похоронив Ситникова, я из Прилеп проехал в Москву, где, имея трехнедельный отпуск, предполагал подыскать нового управляющего, а главное, войти в курс дел Московского бегового общества, откуда шли недобрые вести. Я, кажется, уже упоминал, что в то время Московское беговое общество было стержнем, вокруг которого сосредоточивалась вся жизнь рысистых заводов страны. До войны в этом обществе установилось определенное равновесие, в том смысле, что призы были поделены пополам между орловскими и орловско-американскими лошадьми, а значит, вырученные средства позволяли вести заводы как одной, так и другой группе коннозаводчиков. Но теперь под влиянием побед метисов снова пошли разговоры о стеснительности и несправедливости существующих ограничений. Русский человек уж так создан, что покуда гром не грянет, он нипочем не перекрестится. Так и в данном случае: орловцы сидели по своим норам и молчали, хотя явно сознавали опасность положения и никто не подумал, что надо всем собраться, обсудить положение и затем принять меры.

Мой план был чрезвычайно прост. Необходимо было провести в действительные члены бегового общества значительную группу наших сторонников, преимущественно из числа тех, кто постоянно проживает в Москве, и таким образом создать активное ядро членов в поддержку партии орловцев. После некоторых дебатов был составлен список из двадцати лиц, но провести их в действительные члены было возможно только сделав полную мобилизацию нашей партии, что было нелегко, так как среди нас было много стариков, не посещавших бегов и собраний общества. Их-то и надлежало во что бы то ни стало собрать. Стали обсуждать, как это сделать, и тут же составили телеграмму иногородним с просьбой обязательно прибыть на собрание с указанием, почему явка необходима. Затем мы разработали план, как упросить явиться в собрание стариков-москвичей. Каждый из нас получил персональное поручение привезти таких-то и таких-то членов, и после этого мы разъехались. «Если все мы соберемся, – сказал я в заключение, – успех обеспечен!»

Через семь дней, это было либо в конце января 1917 года, либо в самом начале февраля, состоялось историческое собрание. На этот раз мы, орловцы, были на высоте и собрали, что называется, живых и мертвых. Среди нас были и такие, которые лет десять не бывали в собрании, некоторых почтенных стариков ввели в собрание под руки, других, как Живаго, внесли на руках (тогда он был уже паралитик) – словом, картина была совершенно необычная. Лидер метизаторов, бледный, дрожащий от злости, тихо переговаривался со своими коллегами: у них, очевидно, шло совещание, как быть и что делать. Однако было уже поздно. По моему предложению никто из орловцев не принял участия в прениях, так как я понимал, что при прениях собрание затянется, наши старики утомятся и разъедутся. А если бы продолжение собрания отложили до следующего дня, то мы бы наверняка проиграли, ибо вторично поднять всех наших сторонников было бы решительно невозможно. Когда вице-президент объявил наконец результаты баллотировки, гром аплодисментов с нашей стороны покрыл его голос и долго не смолкал. Двадцать новых действительных членов – это был такой крупный актив для орловской партии, что большинство в собрании нам было обеспечено и в дальнейшем только от нас зависело, пропускать или же нет в действительные члены господ метизаторов. Историческое собрание закончилось, мы торжествовали победу и могли спокойно смотреть в будущее.

Но Судьбе было угодно, чтобы это заседание стало последним собранием господ действительных членов Императорского Московского общества поощрения рысистого коннозаводства. В то время, как мы в Москве спорили и горячились, решая в стенах старого гостеприимного общества судьбу орловца и метиса, в стране началась великая «бескровная» революция, не только перевернувшая вверх дном всю Россию, но и оказавшая влияние на весь цивилизованный мир. Никто из нас не думал, что это конец старейшего в России бегового общества. Теперь, когда я пишу мемуары, прошло почти десять лет, двери Московского бегового общества закрыты, там нет ни собраний, ни споров, ни раздоров, ни бега великих и славных рысаков. Нет и самого общества. Все кануло в Лету.

Борьба за Прилепы

Последний беговой день

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное