Лошади моего сердца. Из воспоминаний коннозаводчика

Отдел животноводства был непосредственно подчинен Фофановой. Это была женщина, несомненно, влиятельная, неглупая, но очень нервная, капризная и чрезвычайно самолюбивая. Она всецело подпала под влияние более хитрого управляющего отделом. Полочанский внедрял в сознание Фофановой, что Буланже совершенно не считается с ней, главным руководителем животноводства во всей республике, не согласовывает свои действия и с отделом животноводства, проводит свою политику. Фофанова вызвала к себе Буланже для объяснений. Буланже по пунктам разбил все обвинения, и она вынуждена была признать, что он прав. Но Полочанский не остановился и продолжал внушать Фофановой, что комиссия – учреждение чуть ли не контрреволюционное: Буланже – не компартиец, Нахимов – бывший офицер и помещик, все служащие и персонал – из «бывших», а вокруг комиссии собрался круг махровых реакционеров, помещиков, аристократов и дворян, все эти люди только и ждут падения советской власти и работают лишь для того, чтобы спасти своих лошадей, что Буланже – это подставное лицо, а его вдохновителем и фактическим вершителем всех дел является коннозаводчик Бутович, который даже живет в Скаковом павильоне, где по вечерам с ним совещается Буланже, и прочее в том же духе. Фофанова начала проявлять откровенные признаки неудовольствия и недоверия к Буланже. И хотя Середа не сдавался, было ясно, что нарыв назрел и вот-вот лопнет. Начался последний этап борьбы между Полочанским и Буланже, и один из них должен был пасть в этом бою.

Не могу не отметить глупости и бестактности нашей буржуазии. Всем были хорошо известны те обвинения, которые выдвигаются против Буланже, все понимали, что грозит лично ему и всему делу коннозаводства, но вместо того, чтобы временно исчезнуть, эти люди продолжали слоняться в приемной, где вели разговоры. Делать им было решительно нечего, и шли они сюда, чтобы почесать языки, благо их отсюда не гнали, как из других учреждений. Каждый день являлся Окромчеделов, эксцентрично одетый, с неизменной хризантемой в петлице, приходили и многие другие, не принимавшие участия в работе комиссии. Они мешали, шутили со служащими и создавали ту атмосферу, которую в тот момент всячески следовало избегать. Эти люди не понимали, что мешают делать дело, и когда одному или двум я об этом намекнул, они обиделись, а затем жаловались моим друзьям, что я всех хочу разогнать и остаться здесь чуть ли не в единственном числе!

Все это доходило до Фофановой в преувеличенном виде. А тут еще Полочанский через своих клевретов состряпал депутацию конюхов к Фофановой – те просили ее разогнать «бывших» людей и требовали снять Буланже как контрреволюционера. Это еще больше подлило масла в огонь, и Фофанова решила во второй раз выступить против Буланже. Незадолго до этого неожиданно умерла Бонч-Бруевич, и положение Павла Александровича изменилось. Дни Буланже были явно сочтены, он это понимал, но молчал и решительно не принимал мер. Буланже работал для дела, карьеристом не был, сам не бросил бы работу, но на свой уход смотрел спокойно. Уступая давлению Щепкина, Нахимова и моему, он все же предпринял шаги к укреплению своего положения, но в чем они заключались, он нам так и не сказал.

Однажды Буланже сообщил мне: у него вечер проведет Фофанова, они попытаются договориться. Я считал излишним что-либо советовать Буланже, так как видел, что он вполне сознает серьезность положения и уже принял решение. Он мне сказал, что либо поставит на своем, либо же уйдет, но на компромисс не согласится. Весь вечер я был дома. Ко мне пришел старик-курьер и таинственно доложил, что «они» приехали и пошли к Павлу Александровичу. У этого человека было чутье старого слуги: он понял, что-то решительное должно произойти, и поспешил меня предупредить. Фофанова оставалась у Буланже не менее трех часов. Когда она уехала, Павел Александрович поднялся ко мне.

Он был бледен, выглядел усталым. С Фофановой он имел целую баталию из-за Полочанского, обсуждались проекты и планы будущих возможных работ, касались и политики животноводства, и политики вообще, но ни к какому соглашению не пришли. На требование Фофановой порвать с буржуазией и разогнать «бывших» Буланже ответил отказом. Он сказал, что их политические взгляды его не касаются, для этого есть соответствующие органы, что работают «бывшие» хорошо и заменить их сейчас некем. Предложение работать в контакте с Полочанским Буланже отклонил и поставил ребром вопрос о его уходе. В конце Фофанова сказала: «Мы разошлись во взглядах на ведение дела, но я вижу, чего достигла комиссия, ценю вашу работу, и мы останемся с вами в хороших отношениях». Буланже стоял на своем, на уступки не пошел, и это решительное свидание двух крупных и влиятельных деятелей того времени закончилось так, как и следовало ожидать: каждый остался при своем.