Лошади моего сердца. Из воспоминаний коннозаводчика

Я предложил выбрать Ратомского техническим устроителем бегов, а на себя взял хозяйственные заботы и общее руководство. Ратомский собрал всех будущих участников выставки. Долго галдели, спорили, и наконец каждый завод составил список лошадей, которых обязуется подготовить к выставке и бегам. Я просмотрел списки, внес изменения, утвердил их и предложил тотчас же разъехаться по заводам и приняться за работу. В заключение добавил, что в следующий раз увижусь со всеми уже на беговом кругу; слова были встречены аплодисментами.

Началась подготовка лошадей, я оставался в Туле. У бывших охотников скупили призовой инвентарь, деньги удалось вырвать в ГЗУ, отруби и овес я выпросил в губпродкоме, сыграв на самолюбии туляков. Потом я взялся за ипподром. Тут проблем было больше, но все их, хотя и примитивно, удалось разрешить. Беседку, конечно, временную, всё же с вышкой для судей, подобием трибун и ложей для начальства сделали рабочие из отдела лесозаготовок, во главе которого по счастливой случайности оказался сын сторожа, служившего до революции на тульском бегу. По тем тяжелым временам, когда для получения пуда гвоздей требовалось чуть ли не десять подписей, это было большим достижением. Забор вокруг бегового круга сделать было нельзя, так что пришлось обойтись без него, но дорожку силами ближайшего совхоза привели в относительный порядок, и по ней можно было ехать, не рискуя поломать или вывихнуть лошади ногу. А в заводах кипела работа, и по мере того, как приходили лошади, наездники и весь прочий персонал окрылялись все больше и больше и с нетерпением ждали наступления торжественного дня. В Прилепах старик Ратомский готовил к бегам Удачного, волновался и переживал, приблизительно то же самое чувствовали и наездники на других заводах.

Недели за полторы до праздника я переехал в Тулу, чтобы все наладить и лично за всем наблюдать. Вместе со мною приехал Ратомский, а с ним Удачный и конюхи. Под мою диктовку Ратомский составил подробную дислокацию, которая была разослана по заводам; в ней указывалось, на какое число назначен бег и когда приводить лошадей. Торжество должно было пройти по следующей программе: в двенадцать часов открытие на ипподроме, речи и т. п., после этого показательная выводка выставочных лошадей с объявлением наград, затем перерыв на час, потом бега и скачки. За два дня до открытия лошадей привели на ипподром, затем мы отрепетировали парад.

В день открытия бегов и выставки все выставочные и призовые лошади к десяти утра расположились на широкой аллее городского парка. Этот парк, созданный известным в Туле доктором Белоусовым и потому носивший имя Белоусовского, граничил с ипподромом, оттуда был выход на беговую дорожку. Аллея Белоусовского парка ожила. По одной ее стороне в живописном беспорядке встали повозки с людьми, мешками и конским инвентарем, засновали конюхи в праздничных рубахах, закипели самовары, по другой – вытянулась стройная лента рысаков, чистокровных и тяжеловозов, – цвет коннозаводства Тульской губернии, а в проходах засновал народ. Это была живописная и весьма своеобразная картина, нечто новое, невиданное. Публики была масса, все начальство и власти – налицо. Лошади были представлены в хорошем порядке, некоторые даже во вполне выставочном, бежали удачно и скакали красиво. Все вместе взятое было увлекательно, радостно, и на тусклом, будничном фоне повседневной жизни этот праздник стал отдохновением для уставших нервов. Меня поздравляли со всех сторон. Особенное впечатление, как я и ожидал, произвели на товарищей выставочные лошади. Многие зрители впервые так близко увидели заграничных тяжелых лошадей, наших рысаков и английских чистокровных. Громадные клайдесдалы, широкие, массивные першероны, типичные брабансоны, старого типа орловские рысаки и, наконец, чистокровные и другие верховые лошади, собранные вместе, являли такую картину, что любо было смотреть, и даже мой искушенный глаз не мог нарадоваться.