Читаем Лоскутная философия (СИ) полностью

Путь в элиту. Впал мне Иаков, самокопательный патриарх, похитивший первородство, с "Некто" боровшийся и Его, это "Некто", рекшее, что Оно Бог, поправший, так что то "Некто" мигом признало: раз поверг Бога, то люд тем более... Важно здесь мне не то, что народ иудейский выкрал-де первенство. Мне не смачные древности суть важны, а пример, что, запнув Бога, выиграть можно. В том аванс индульгенции на борьбу с чем-то внутренним, либо вовсе негодным, либо чрезмерным мне (чересчур-де Его во мне, Бога, в виде рацей и норм).

То есть надо дерзать, посылая в зад Бога, чтобы стать избранным.


114

Литература как инстаграм? Чем дальше, тем я уверенней в мутной жалкой моллюсковой лит. возне вокруг.


115

Большинство афоризмов дышат не истиной, а цинизмом, пошлостью, самомнением, чванством и прочим из чаемых быдломассами качеств.


116

Чт'o это: с шапкой из снега каждой зимою или встающее из трав летом с зонтиком от ненастья, с 'oкулами смотреть вокруг и с подобием рта? Что радо, если в нём в ливень прячутся мошки, а в холод - мыши, или в зной - жабы? Что счастливо, если в нём селюсь я? Вхожу в него, и оно от чувств светится. Что это? Дом. Дом предков. Бог его не творил - напротив, мнил обездолить нас. Дом нам стал как убежище от Господнего гнева, движимым раем, в коем свыкались мы с бытием в первородном грехе без Бога. Да, можно бросить дом, сжечь, сломать и продать его - с тем, однако, чтоб искать новый. Как, почему эти стены, окна да печь, что торчит из почв и уходит сквозь крышу, и потолочные с половичными доски - животворят и лелеют дух, порождают фантазии, укрепляют в решениях, сохраняют всё лучшее, что я пережил? Отчего, в обрат, дом жив мной, ибо я его чувствую, если мы разлучаемся и он пуст, сколок рая, в мареве августа, под ноябрьскою моросью, под февральскою вьюгою?.. Где-то стукнуло... Филин? Мыши?.. Дом, поглотив нас, поднял флаг радости, и на пир стеклись гости. Он не провидит, что будет вновь один. Кровь, качнувшая жилы, - станет и радость сникнет. Пусть он нас любит - он дом наездов, кой согревают, чтоб после выстудить, наполняют, чтоб после бросить, холят, чтоб позабыть вдруг. Он место редких встреч - и протяжной разлуки, краткого счастья, комканых празднеств, горьких надежд, сирой дружбы и безответной, скорбной любви... Я прильнул к стене, увлажнив себе кожу. Что, конденсат? плод сред, стылой каменной и воздушной, тёплой от печки? Отчий дом плачет.


117

Он вывез девушку из киргизского кишлака. Наставив в сервильности, он являл друзьям, как она, нагружённая, шла за ним, как носильщица, а когда обращался к ней, она падала ниц прилюдно. Он называл это всё - "театр".

Факт делает вклад в теорию, что наш мир есть мужской по сути; Ж в нём - прислуга. Женское тело, женские мысли - следствие умыслов относительно женского. Но и женская, в целом, "природа" - дело идеи. Женское и мужское - не биология, а искусственный акт. Отсюда, патриархат превратен. Пол-человечества стало обёрткой члена. Время разрушить пол, о чём Павел рек, что, мол, здесь величайшая "тайна" (Еф. 5, 32).

Мир - сексуален (т. е. делён на п'oлы). Рай - эротичен.


118

Есть "корточкисты" - те, кто справляет нужды на корточках (Лао Шэ). "Приседающие" - используют стульчаки. Последние могут к вам не приехать, если нет стульчака. Не вы интересны (или не столь важны), а условие, комфортабельно ль будет справлять нужду, - что, в ряду всего прочего, эволюция homo sapiens.


119

- Любишь? - мается...

Он признался в любви любимой, что с ним рассталась. Впредь он боялся слов о любви. Слова перестали что-либо значить.


120

Понял, чт'o я искал всю жизнь, почему стал чужд миру. Я жил в России "социализма", что значило, что я должен был помнить перечень всех вождей, конференций и съездов с их "историческими программами", плакать, вспомнив о Ленине, славить день Октября на праздниках. Я был должен вести себя скромно и представляться в скромной одежде (помнится, пропартийный декан отчитал даму-препода за причёску и брюки в брючном костюме), стричься стандартно, мыслить "идейно". Плюс гнёт семейный. "Добрый" отец мог меня оскорбить за вздор.

Я отвык отдаваться радостным чувствам, зная, что кто являет любовь к тебе - через час тебя бьёт, а лозунги, что-де "самое дорогое есть человек" - фальшивые. Потому я искал всю жизнь лишь свобод, хоть кажется, что разыскивал знаний. Но я искал их, чтоб знать свободу - мысли, чувств, плоти.

Я не был понят. Люди боятся вольной свободы, вник Достоевский. Людям дай сытость дрёмных условий, схожих со смертью. С этими целями создан бог людей - бог морали, кой гарантирует тишь да гладь вплоть до глянца гламура.

Но есть Живой Бог, странный. Бог Этот требует беспокойств, мук, тягот и небывалых дел. Требует чуда. Жить с таким Богом - жить в вечных войнах с миром, с родными да и с самим собой. Я искал всю жизнь Бога - Бога Живого. Бог Этот значит: всё-всё возможно...


121

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги