Читаем Лоскутная философия (СИ) полностью

Сходно тексты от А-ва. Маешься в сводах глупых советов прытких актрисок, в зауми блогерш, лезущих в рейтинги, в адвертайзингах лифчиков... Вдруг мелькание: Достоевский, Спиноза... Может, серьёзное, - мыслит ум, - в мировом словоблуде? И будто веет блондовой девой, что украшает мир. И читаешь текст. Грамматично и гладко, стильно, занятно. Острые шутки: "духless" cо "срачем", "фейсбук-вконтакте для звездо-пёздных", "офис-планктоны"... Вдруг отчего-то "пень Достоевский с быдлоратурой". Точно клин в темя. И понимаешь: ларчик-то пуст совсем, лишь мемичность и гладкость, стильность и модность, а блондовитость в нём - тень от сгинувшей Сущности, апокалипсный "конь блед". И постигаешь: подлинно, мир - тоска беспредельная и гордиться в нём нечем, коль Достоевский, мнением А-вa, - "быдлоратура". Тот Достоевский, кто, как и Ницше, духотворил мир.

Равное ищет равное. А-в нашёл в Достоевском, сложном и трудном, равное А-ву. "Пёзды", "планктоны", - что клеймит автор, но главным образом занят сим, - нам свидетельство, что у быдла в кумирах тот же "планктон" и "пёзды"... может, и "Духless", главная книга "умного" быдла, духless которой - вождь верхоглядов уровня А-вa. "Пёзды", "планктоны", в том числе "духless", - это суть то, с чем А-в вправе вести борение. Достоевского - ни к чему сюда. Он чужой духless-пёздо-планктонной мысли. Сколько та в океан ни нагадит - ей не засрать его.


106

Мой стиль - вопли забытых ценностей.


107

Страны, где мы живём. Есть страны, где неприлично быть почитаемым, значимым. Потому-то Исайя бегал обросший, голый по городу. Потому-то Христос и пропал в своих. Потому-то Антоний скрылся в пустыню, а Симеон, что Столпник, тридцать семь лет вис в небе... В общем, есть страны, где неприлично быть вообще.


108

С ума сошла моралистская сволочь вслед за хозяйкой - ханжеской властью. Вышли запреты на обнажённость. Пятна цензуры - на аморальной-де части мира. Свинским туманом "дум об устоях" крыты Скотт, Фидий и Достоевский плюс М. Булгаков как аморальные. Это принято взлётом "духа", "нравственных принципов" и "традиций высокого", вдруг достигнутых при великом вожде России.

Падшей ментальности врождено скрывать свои мерзости: властолюбие, страсть к наживе, чёрную зависть, злобу к свободному, безответственность, алчность, наглость, развратность, лживость с холуйством и ограниченность. Они строят мир, где фальшивое свято, Божие гадко. Властные нравственны, Достоевский и Фидий - жуть аморальны. А вместо Бога - Дума Святая с Роснравнадзором... Гон на гигантов пошлых пигмеев.


109

Тёсаный разумом. Человек не имеет свойств быстроты, хватки, ловкости, как у зверя. Значит, он не имел их? Вряд ли. Универсальному существу - человеку - впору все свойства, что и доказывают спортсмены. Мы растеряли их, сходно многое: прозорливое зрение, остроту обоняния, сверхчувствительную тактильность и силу мускулов. У зверей между ними и миром нет медиатора, и их связи устойчивей, непосредственней. А у нас между нами и миром вклинился разум. Прежде чем внешнее впустят внутрь наших "я", он фильтрует ток восприятий; мы же бездействуем, дожидаясь решений. Так суждено нам: после сжирания плода знания зла с добром фактам делать оценки, прежде чем действовать. Пока разум судил-рядил, свойства прочие гибли. В конце концов человек и в себе, и в мире стёр очень многое как ненужное. Род людской есть дитя лимитаций, ограничений, норм, рамок, вето, и он лавирует между Сциллой "добра" и Харибдою "зла". Зачем? Чтоб творить механизмы, что покорят его и добьют в щелях, в кои он загнал сам себя?


110

Человек разложился, как и постиг буддизм. Нет его. Что есть? Женщины и мужчины, лётчики, музыканты, няни, банкиры. Есть только функции, человека же нет. Плюс хамы есть и пророки, хваты и трусы... Трусы особенно... Этих много, - тех, кто, страшась свобод, холит разум, кой озабочен только себя хранить.


111

Аллегория Мчи, мой котик, беги

в воле четырёхлапой!

Дни твои недолги:

солнце спешит на запад.


Мчи по вешней траве

вперегонки с судьбою!

"Ё" идёт после "е" -

рок идёт за тобою.


Светел радужный луг,

солнце сияет лихо!

Но, замыкая круг,

радость уходит тихо...


А пока хвост - трубой!

Цапки-царапки востры!

Котик занят игрой,

мир его - райский остров.


112

Будь уникален, неповторим в сём мире, чтобы дать новое. А "возвысишься", как лжёт этика, над своей единичностью ради общего - станешь "некаким". Пробытуешь "моральную", "образцовую" жизнь, приметную, может, и с госнаградами, но останешься жившим некогда "человеком вообще", ничтожеством, лишним Богу и дьяволу. В общем, тем, о каких мораль учит: незаменимых, мол, нет у нас. Порождённый с отдельным, личностным голосом, ты впихнул его в хор, воспевающий плоских массовых идолов.


113

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги