Лотерея смерти

— Хочу сразу отмести возможные домыслы, что народный депутат защищен законом от любого задержания, следствия и суда. Это неверно. И данный случай с депутатом Соколовым тому пример. В законе наше страны ясно прописано, что в случае задержания депутата на месте преступления, с неоспоримыми уликами, он подлежит аресту, с последующим проведением дознания, следствия, и так далее, как обычный гражданин. Депутат Соколов был задержан на месте преступления с револьвером в руке, из которого и был убит иностранный гражданин. Поэтому прокуратура города в моем лице официально ходатайствует перед Заксобранием о снятии депутатской неприкосновенности с депутата Соколова, привлечении его к следствию по этому делу, и заключении его по суду под стражу.

После этого председатель предложил депутатам задавать вопросы обоим выступавшим, но, поскольку никто их не задал, выдержал долгую паузу и сказал:

— Теперь я попрошу депутата Соколова ответить на эти очень серьезные обвинения и высказать личное мнение о случившемся. Прошу вас, Николай Иванович.

Я встал и начал говорить, сначала очень неуверенно, но потом, как начал вспоминать все подробности, от заманивания к нам этого серийного убийцы и до выстрелов его в меня, стал все больше распаляться. Но более всего меня злило, что приходилось оправдываться, как будто я сделал что-то плохое и недостойное. Все бумаги, которые Смольников заранее представил депутатам, были насквозь лживы, все в них было подтасовано, перевернуто с ног на голову, по ним я действительно выходил злостным преступником. Поэтому я чувствовал, что любые мои слова кажутся им сейчас жалкой попыткой оправдаться, и было это не только оскорбительно для меня, но и бесполезно, по крайней мере, в этот раз и в такой обстановке. Вообще, для пользы дела, мне нужно было говорить спокойнее, рассудительнее, взывая к логике. Но меня возмущал сам этот факт, что приходится оправдываться из-за хорошего, на мой взгляд, поступка, когда все так очевидно: серийный убийца первым четырежды стрелял в меня, моя рука была перебита, а если я не задержал его, то остановил навечно, и этот нелюдь получил по заслугам. Когда я это говорил, то обращался к депутатам и смотрел только на них, перескакивая взглядом через двоих в форме. Но когда случайно всмотрелся в наглые и ухмыляющиеся глаза полковника Смольникова, меня прорвало.

— Полковник Смольников, вы вообще знаете законы нашей страны? Вы знаете, что такое необходимая оборона?

— Прекрасно все я знаю! — Смольников грубо прервал меня. — Однако, вы сейчас, Соколов, сидите среди нас, уверенный и наглый, а убитый вами иностранный гражданин лежит в морге. Кто из вас стрелял первым?

— Это вам скажет любой грамотный человек, прочитав заключение мед эксперта: человек с пулей в сердце никак не мог стрелять четыре раза подряд, да еще из разных мест и положений. Мог стрелять только первым, а потом уже получить пулю в сердце. Этого вам не достаточно? Вам, полицейскому со стажем, достигшему такого высокого положения! И это, несмотря на свой личный опыт — опыт преступника! — опыт «оборотня» в погонах, на счету которого вымогательства и многие убийства!

Когда я произнес последние слова, сразу краем глаза заметил, как все головы за столом дружно повернулись в мою сторону. Глазок телекамеры в конце стола тоже дрогнул и приподнялся — прямой телевизионный эфир оперативно переносил крупным планом мое лицо и голос в квартиры петербуржцев.

— Вы, Смольников, преступник! Рэкетир и убийца! Ваше место — не в кресле начальника полиции города, а в тюрьме! Я, как депутат, избранный гражданами Петербурга, обвиняю вас в преступлениях, совершенных вами пятнадцать лет назад.

Я взглянул на председателя и по изменившемуся его лицу понял, что он сейчас меня прервет, поэтому поторопился:

— Вы, Смольников, пятнадцать лет тому назад вымогали у предпринимателей сотни тысяч долларов, убивали со своими подручными всех, кто вам мешал или готов был дать показания и привлечь вас к ответственности. Вы недавний «оборотень в погонах», один из тех, кто навсегда замарал честь правоохранителей нашего города, и кто избежал правосудия, а теперь — неизвестно почему! — в двух шагах от занятия высшей должности в полиции нашего города. Только поэтому вы хотите посадить меня и заткнуть мне рот. Но вам это не удастся! Я обещаю вам — вы сядете в тюрьму раньше, чем сможете упечь туда меня. Против вас — свидетели и факты, у вас же — ложь и подлог…

— Достаточно, Николай Иванович! Достаточно! — привстал и прикрикнул председатель, но я еще не закончил:

— Как только у меня заживет рука, я сразу всем этим займусь. Вы понесете, полковник, заслуженную кару за свои преступления. Я вам обещаю это!

— Николай Иванович, хватит! Это выглядит как уличный скандал. Нас смотрит сейчас весь Санкт-Петербург. Так нельзя! Мы здесь укрепляем правопорядок, а не разбалтываем его! Я понимаю ваше состояние после ранения, но мы не можем тут начинать судить и оскорблять, кого бы то ни было.