Лотос

Он, черт побери, в ловушке.

Подавляя всхлип, я наблюдаю, как противоречивое выражение отражается на лице Трэвиса, когда он решает: сбежать ему или закончить начатое. Он самопровозглашенный борец за выживание, но он также ненавидит незавершенные дела.

Останется ли он здесь, чтобы убить меня, рискуя своей жизнью? Или он сбежит, дав нам шанс спастись и раскрыть его секреты?

Его пальцы крепче сжимают мое горло, глаза с презрением прищуриваются, и я понимаю, что он принял решение – убить. Я до крови царапаю его руки, впиваясь ногтями в мерзкую плоть, – но он никак не реагирует на это. Он не отстраняется и не ослабляет хватку.

Все кончено.

Но как только эта мысль приходит мне в голову, становится легче.

Я могу дышать.

И я предполагаю, что он передумал, решил перестраховаться и сделать перерыв, но нет… он наваливается на меня сверху, без сознания.

Я сама чуть не отключаюсь, когда вижу Лорну Гибсон, стоящую надо мной с высоко поднятой тростью – благородным оружием.

Быть этого не может.

– Никогда не стоит недооценивать любопытную соседку, – заявляет она, протягивая мне руку. – Полиция уже в пути.

Я отталкиваю Трэвиса от себя, как кусок дерьма, которым он и является, и беру ее протянутую ладонь, чтобы подняться на ноги. Мой краткий миг передышки быстро проходит, когда я вижу, как быстро распространяется пламя, охватывая стены, почти отрезая нам пути к отступлению. Я поворачиваюсь к Лорне, в моих глазах мольба.

– Найдите мою кошку и отнесите в безопасное место. Мне нужно помочь Оливеру.

Лорна запинается, кашляя, когда дым вытесняет чистый воздух.

– О, дитя мое…

– Пожалуйста, спасите Алексис. Идите. – Вдалеке завывают сирены, посылая мне проблеск надежды. Я наблюдаю, как она со слезами на глазах кивает мне, возможно, прощаясь. А затем я бегу к кровати, где лежит Оливер с закрытыми глазами. – Оливер… – окликаю я его, задыхаясь от дыма, который с каждой секундой становится все гуще. Я забираюсь на него сверху и трясу его за плечи.

– Я загадываю желание, – тихо говорит он, распахивая глаза с улыбкой.

Я начинаю рыдать.

Я ничего не могу с собой поделать – мне нужно сосредоточиться, мне нужно собраться, мне нужно быть сильной и вытащить нас отсюда к чертовой матери.

Мне нужно быть гребаной героиней.

Но я плачу, ломаюсь и разваливаюсь на части, мои бедра сжимают его торс, мои руки скользят вверх по его рукам и сильно дрожат, пока я распускаю узлы.

– Я… я вытащу тебя отсюда, Оливер, – хнычу я, увядая.

Оливер, кажется, возвращается к реальности – он словно возвращается из волшебного места, которое было далеко отсюда. Может быть, луна, может быть, соленое море, может быть, тот поросший травой холм, озаряемый фейерверком.

Или, может быть, его спальня в прошлое воскресенье, где мы впервые занимались любовью и ели омлет в форме сердечка. Тогда, завернувшись в одеяла, обещания и друг друга, мы просто смеялись с пренебрежением ко всему внешнему миру.

Затем его лицо меняется, и ужасающая реальность погружается глубоко внутрь.

– Сид…

– Я пытаюсь. Я пытаюсь, – всхлипываю я, впадая в истерику.

Чертова веревка!

– Сидни, что ты делаешь? Уходи отсюда.

Оливер, обезумев, пытается оттолкнуть меня от себя. Я крепче сжимаю его бедрами.

– Я никуда не пойду без тебя.

– Нет… нет. – Его глаза обводят комнату, пламя отражается в его золотисто-карих глазах, делая их похожими на настоящий закат. – Сидни, отпусти меня. Сейчас же.

– Нет.

– Уходи, пожалуйста… Боже, пожалуйста.

– Нет! – Я вскрикиваю, мои ногти загибаются назад, кусочки веревки впиваются в кожу. Я продолжаю тянуть, дергать, ослаблять, повторять по кругу.

Лицо Оливера искажено паникой, чистым ужасом. Его тело тщетно пытается оттолкнуть меня от себя.

– Не смей этого делать. Не смей.

Слезы собираются в уголках его глаз, скатываясь по раскрасневшимся щекам. А затем сдавленный, болезненный стон разрушения прорывается сквозь огненное кольцо.

Мы плачем вместе, мы умоляем вместе, мы загадываем желания вместе…

Мы умрем вместе.

– Сидни… Я не могу позволить тебе сделать это, – настаивает он, его тело извивается, поворачивается, неустанно надеясь, что я ослаблю хватку и оставлю его здесь умирать в одиночестве.

Не за все деньги мира, черт побери.

– Я никуда не уйду.

– Черт возьми, Сид… у тебя вся жизнь впереди. Влюбись снова, заведи детей, твори, живи, смейся, – умоляет он, отчаянная последняя просьба. – Не поступай так. Я умоляю тебя.

Наши рыдания сливаются.

Я шмыгаю носом сквозь бурю слез. Мои попытки развязать его веревки слабеют по мере того, как дым окутывает меня, вызывая головокружение.

– Я именно там, где хочу быть.

Он выгибается на кровати, его голова запрокинута назад в агонии.

– Нет, нет, нет.

Я обхватываю его лицо ладонями, уже зная, что не смогу освободить его. У меня недостаточно времени, у меня нет инструментов, и мой разум кружится, превращаясь в туман. Кашляя и отплевываясь, я наклоняюсь, запечатлевая поцелуй на его блестящих от слез губах.