Лотос

Я на цыпочках обхожу дом сбоку, следуя на звук голоса моего отчима. Они прячутся за садовой решеткой.

«Все в порядке, малышка. Я не причиню тебе вреда».

Клементина отвечает грустно и испуганно:

«Это странно. Я хочу к своей маме».

«Ш-ш-ш. Ты же знаешь, мы никому не можем об этом рассказать. Ты ведь знаешь это, верно? Это было бы очень, очень плохо».

«Я знаю».

Ее шорты спущены до лодыжек. Он прикасается к ней в самых непристойных местах.

«Молодец, малышка. Это то, что мне нравится слышать».

Больше вспышек. Больше света. Больше звуков. Больше ужаса.

Трэвис замечает меня через плечо Клементины.

Выражение его глаз… О нет, о нет, о нет.

У меня большие неприятности.

Я убегаю.

Вспышка.

Я сижу на кухне в истерике, и моя мама очень беспокоится обо мне.

«Мне страшно», – плачу я.

Я рыдаю, кричу, схожу с ума.

Он так зол на меня. Он собирается наказать меня. Я не смогу играть с Сидни еще очень, очень долго. Может быть, недели.

«Милый, скажи мне, что не так. Расскажи, что случилось».

Моя мама.

Она пытается утешить меня.

И тут он оказывается там, позади меня, его рука сжимает мое плечо так сильно, что слова застревают у меня в горле.

«От тебя одни проблемы, Оливер, – он обращается к моей матери с упреком в голосе. – Я обнаружил, что Оливер жульничает во время нашей игры в захват флага. Он и сам знает».

«О, милый, ты же знаешь, что это лишает игру всего удовольствия».

«Это неприемлемо, – говорит Трэвис, крепче сжимая мое дрожащее плечо».

Он лжет. Он хочет, чтобы я тоже солгал. Может быть, меня не накажут, если я солгу.

«М-мне жаль. Я больше не буду».

Еще одна вспышка, и я в своей спальне.

Я чувствую, что он там, стоит в тени, нависая надо мной, пока я смотрю на светящиеся в темноте звезды на моем потолке.

Трэвис шепчет мне на ухо смертельный приказ:

«Если ты когда-нибудь кому-нибудь расскажешь о том, что видел сегодня, я отошлю Сидни навсегда, и ты никогда ее больше не увидишь. Ты понимаешь?»

Нет, нет, нет.

Только не она. Только не Сид.

Я киваю, из моих глаз текут слезы:

«Я понимаю».

Вспышка.

Он увидел меня. Он увидел меня. Он увидел меня.

Но я никогда не смогу об этом рассказать…

Мои глаза распахиваются, дыхание прерывистое, когда последние два десятилетия достигают тошнотворной кульминации. Трэвис в нескольких сантиметрах от моего лица, на его искусанных губах играет улыбка. Пот смешивается с кровью, когда я провожу языком по собственной верхней губе.

– Я бы никогда никому не рассказал, – говорю я ему, и это правда… это правда.

Он знал, что Сидни была моей слабостью.

Как и сейчас.

Его глаз дергается.

– Я не мог так рисковать. Моя жизнь, мое будущее, все, что я строил для себя, было бы разрушено болтливым ребенком, – небрежно говорит он. – Не стоит недооценивать серьезность своего положения, Оливер. Нет ничего такого, на что я бы не пошел, дабы избежать тюрьмы – ни тогда, ни сейчас. Я полностью отдаю себе отчет в том, что там со мной произойдет.

– Ты чудовище.

– Я предпочитаю называть это инстинктом самосохранения, – возражает он.

Я шиплю на него, утробный рык вырывается из моего горла, приправленный горючим и раскаленным добела гневом.