Стиснув зубы, я делаю мысленную пометку спросить Оливера, помнит ли он, в чем состоял этот секрет. В то время мне было любопытно, но любопытство растворилось в воздухе в тот же момент, когда Оливер Линч сделал это.
Снова просматривая фотокарточки, я улыбаюсь при виде групповой фотографии, на которой мы, четверо детей, с нашими родителями. Мама обнимает Шарлин, в то время как Шарлин кладет руки Гейбу на плечи, его глупая ухмылка свидетельствует о том, каким мужчиной он станет.
Заключенные в объятия, мы с Оливером стоим в центре и улыбаемся ярче звезд. Клементина спряталась в конце, а позади нее Трэвис и папа с пивом.
Клем выглядит самой несчастной из всех нас – она была таким угрюмым, капризным ребенком.
Стук во входную дверь пугает меня, и я подскакиваю на месте. В последнее время я всегда на взводе… Особенно когда садится солнце. Бросив взгляд на свой наряд, дабы убедиться, что на мне действительно нет того позорного комбинезона, я выскакиваю в переднюю часть дома. Алексис следует за моими ногами.
Я приоткрываю дверь и выглядываю наружу.
Щель расширяется, когда я замечаю, что он стоит на моем крыльце, прислонившись плечом к косяку, пока его глаза изучают меня – от моих неоновых пушистых носков до свежевымытых волос. Выражение его лица мрачнее обычного, от него исходит совершенно незнакомая энергетика. Что-то очень не по-оливерски.
– Хей, – тихо приветствую я, отступая назад, чтобы он мог войти.
– Привет.
Даже его движения другие. Более обдуманные, менее настороженные.
Он смотрит прямо на меня, время от времени останавливая взгляд на моем декольте. Моя кожа горит.
– Все в порядке? – интересуюсь я, в моем голосе слышится робкая заминка.
– Да, – просто отвечает он.
Оливер протискивается внутрь, – его руки в карманах, а сам он пахнет вечнозелеными растениями и сосновыми шишками. Его запах согревает меня. Он наклоняется, чтобы погладить Алексис, а затем неторопливо проходит в гостиную. Его взгляд скользит по поляроидным снимкам, разложенным на кофейном столике. Я иду следом.
– Их принесла Лорна. У меня не так много фотографий с того времени – мама выбросила большую часть вещей, когда они переехали. Я весь день предавалась воспоминаниям, – говорю я ему со смешком, скрестив руки на груди.
Он берет в руки одну из фотографий, внимательно рассматривая ее.
– Это мы, – озвучивает он.
– И Коко.
Пауза.
– Мой плюшевый мишка, – ухмыляюсь я, придвигаясь ближе, чтобы рассмотреть фотографию в его руках.
Улыбка Оливера оживает, просачиваются следы его привычного характера, когда он внезапно подносит два пальца к виску, зажмурив глаза так, будто ему больно.
– Оливер? – Мои инстинкты защитницы срабатывают, и я сжимаю его предплечье, беспокойство пронизывает меня. – Что-то не так?
Он отстраняется от меня, качая головой, и листает фотографии.
– Я… в порядке. – Оливер останавливается на фотографии, где мы играем в захват флага во дворе перед домом. Он массирует висок, словно пытаясь физически вытащить воспоминание на поверхность. – В этот день кое-что произошло.
– Правда?
Между моими глазами залегают морщинки от замешательства. Я наклоняюсь и выхватываю фотографию из его пальцев, поворачивая ее, чтобы взглянуть на дату: 02.07.98. Я не могу вспомнить ничего существенного, что произошло в тот день. Но, с другой стороны, вся та неделя, на которой исчез Оливер, была как в тумане. Я помню, что Гейбу стало плохо, поэтому он остался дома с матерью Оливера, в то время как Трэвис повел остальных играть. Зашел мой отец, и они выпили по стаканчику на веранде.
Не было ничего, кроме смеха и глупостей, когда мы прятали американский флаг по всему двору. Оливер и я всегда должны были быть в одной команде.
Возвращая ему фотографию, я качаю головой из стороны в сторону.
– Не припоминаю ничего необычного.
Оливер щипает себя за переносицу и разочарованно выдыхает.
– Я знаю многое: факты, лица, чувства. Даты и время. Людей, которых я любил. Но все они пойманы в ловушку и похоронены внутри этого гроба. – Он тычет указательным пальцем себе в висок. – Я получаю вспышки то тут, то там. Размытые образы, голоса, знакомые ощущения. Определенные вещи вызывают фрагменты разговоров и взаимодействий. Но… Я не могу до них дотянуться, Сид. Не могу удержать. Они слишком глубоко.
– Эй… – Я убираю его руку от лица, наблюдая, как учащается его дыхание и как кожа покрывается испариной. – Все в порядке. Ты не думал о том, чтобы обратиться к психологу? Может быть, даже попробовать гипноз?
Оливер высвобождает руку и бросает фотографии на диван, отворачиваясь.