— Она пригласила вас, пригласила меня, пригласила их, — забормотал молодой человек в белом. — Не понимаю, что у неё на уме… — В один миг он как будто сделался несчастным, обеспокоенно нахмурился. Когда он вёл себя властно, то выглядел словно родился с носом, задранным к небесам, зато печаль придавала ему несколько ребяческий облик.
— Не переживайте, — утешил Ли Ляньхуа, — послушайте… я тоже не знаю, что у неё на уме, однако раз уж она пригласила всех сюда, наверняка у неё были на это причины.
Молодой человек в белом очнулся от своей тоски, услышав слова утешения замер, а потом вдруг пришёл в ярость.
— Да кто ты такой, с чего бы тебе знать, что у неё на уме?
Ли Ляньхуа потерял дар речи.
— Барышня Цзяо пожаловала нам карту сокровищ, чтобы мы отыскали здесь гроб Лун-вана, — со смехом вмешался кто-то. — Любой, кто сумеет открыть его, получит не только свою долю драгоценностей, но и возможность принять участие в ночном пиршестве барышни Цзяо. Ваш бездарный слуга полагает, что таким образом барышня Цзяо присматривает себе сердечного друга, с которым можно вступить в брак. Юный герой Бай обладает исключительным боевым мастерством, благородного происхождения, выделяется из толпы как терновник*, к чему сравнивать себя с этим господином?
Отсылка к “Книге песен”: РЕКА ХАНЬ ШИРОКА (I, I, 9)
Там, под деревом юга с прямым стволом,
Не укрыться в тени никогда,
Бродит девушка там над рекою Хань —
Недоступна она и горда.
Как простор этих ханьских вод широк!
Переплыть их никто никогда не мог.
Вдоль великого Цзяна на утлом плоту
Не уплыть далеко на восток.
Я вязанку высокую дров нарубил,
Я добавил терновника к ней.
В дом супруга сегодня вступаешь ты —
Покормлю на дорогу коней.
Как простор этих ханьских вод широк!
Переплыть их никто никогда не мог.
Вдоль великого Цзяна на утлом плоту
Не уплыть далеко на восток.
Я вязанку высокую дров нарубил,
Чернобыльником крыта она.
В дом супруга сегодня вступаешь — я дам
Лошадям твоим резвым зерна.
Как простор этих ханьских вод широк!
Переплыть их никто никогда не мог.
Вдоль великого Цзяна на утлом плоту
Не уплыть далеко на восток.
Молодой человек в белом фыркнул, уловив значение этих слов: стоящего перед ним можно было назвать в лучшем случае “господином”, даже на “юного героя” он не тянул, боевые навыки низкие, уже не юн и в бедственном положении — и в самом деле, никакого сравнения не выдерживает, пламя его гнева немедленно угасло, и он развернулся.
— Цзя-сюн дракон и феникс среди людей, но даже ты не видел её настоящего лица, а этот негодяй утверждает, что видел… я… я… — Его спина задрожала, очевидно от негодования.
Ли Ляньхуа сухо хохотнул, разглядев говорившего “Цзя-сюна”. Этот человек “с веером из перьев и в шёлковом платке*” с изящными манерами на самом деле был молодым и подающим надежды военным советником нового ордена “Сыгу”, Фу Хэнъяном.
Образно: спокойный и неторопливый, стратег, см. стихотворение Су Ши “Ностальгия у Красных скал” и образ Чжоу Юя.
Фу Хэнъян, нарядившийся богатым молодым господином, с веером из перьев в руках, стоял в толпе. Он обладал незаурядной внешностью, в роскошном платье и украшениях выглядел изысканно и элегантно, и на фоне с головы до ног перепачканных Ли Ляньхуа с товарищами, разумеется, казался драконом и фениксом среди людей.
Фан Добин невольно слегка разозлился — большую часть серебра, на которое жил новый орден “Сыгу”, пожертвовал он, и хотя говорил, что подаренные деньги уже принадлежат другим, но увидев Фу Хэнъяна разряженным и увешанным драгоценностями, почувствовал себя ужасно неловко в этом проклятом покрове Инчжу.
Чжань Юньфэй хранил молчание, ему было уже за тридцать, и рана вымотала его. Все посчитали его слугой Фан Добина, само собой, не мог же он тоже бороться за право поужинать с “барышней Цзяо”. Разумеется, он узнал в “Цзя-сюне” Фу Хэнъяна, но лишь скользнул по нему взглядом и больше не смотрел.
Фу Хэнъян махнул рукой — неизвестно, каким методом, но как-то он заставил всех этих юных героев повиноваться ему.
— Ничего удивительного, господа, раз уж барышня Цзяо пригласила нас, то могла пригласить и других. Сейчас чем больше людей, тем лучше для наших поисков, как только найдём “гроб Лун-вана”, устроим состязание в боевом искусстве, и пусть лучший откроет сокровищницу.
Молодой человек в белом кивнул, учёный в чёрном фыркнул, остальные причудливо одетые молодые люди помалкивали. Фу Хэнъян взмахнул рукавами и во всём своём великолепном наряде улыбнулся Фан Добину.
— Давайте я всех представлю. Этот юный господин из школы сабли “Дуаньби”, герой Бай Шао, за ним — пятнадцать мастеров из “Дуаньби”.
Фан Добин небрежно кивнул, он слышал о “Дуаньби” — это была таинственная школа, скрывавшаяся в цзянху много лет, говорят, их удар сабли “извержение горы” считался самым быстрым в цзянху и был очень известен.
Фу Хэнъян указал на Фан Добина и улыбнулся Бай Шао.
— Это молодой хозяин клана Фан, “Печальный господин” Фан Добин.