Лотта Ленья. В окружении гениев

Лотта, которая верит им, ищет возможность снова выйти на сцену, не компрометируя Курта.

— Мне надо кое-что обсудить с мужем.

Она берет Курта под руку и идет с ним в дальний угол, чтобы поговорить наедине.

— Ах, Курт, дорогой, — мягко произносит она. — Эти вещи мне не очень важны. Мы ведь оба знаем, что я — Дженни, какое нам дело до остального?

Он с сомнением смотрит на нее.

— Такого небрежного отношения я допустить не могу. Они оскорбляют нас обоих. Я не могу играть им на руку, отступив сейчас.

— Но, Курт, ты так много работал над пьесой. Я была с тобой все это время и полностью тебя понимаю. Разве не было бы правильно, если бы я была на сцене, представляя твое дело?

— Звучит красиво, когда ты говоришь…

Лотта быстро подносит указательный палец к губам.

— Настаивай до последнего, чтобы они вписали мое имя в программку и, как минимум, наклеили на афишу. Если ты проявишь великодушие, это не истолкуют как слабость.

— Я так и сделаю, если хочешь.

Видно, что он недоволен этим решением. Но все-таки идет к тем двоим и объясняет:

— Ленья достаточно добра, чтобы не заметить вашей ошибки, если недосмотр будет исправлен как можно скорее.

Уголком глаз Лотта ловит подмигивание Брехта.

Она понимает, конечно, что он хочет сказать ей: «Молодец, Ленья, девочка».

Ауфрихт старается улыбнуться.

— Спасибо, Курт. Я сейчас же позвоню в редакцию и сообщу имя вашей жены. Утром мы уже напечатаем новые программки. Обещаю, что мы сделаем все, чтобы имя Лотты Леньи отныне никогда не было забыто.

СЦЕНА 2Берлин в огнях —

лето 1929 года

Даже если Лотта не верит, что это заслуга Ауфрихта, его обещание выполнено. После премьеры она собрала все рецензии в ящике стола. Листки уже изрядно потрепаны, потому что она то и дело читала их, когда надо было набраться мужества. Даже те критики, которые не очень жаловали пьесу, согласны, что исполнительницу Дженни надо иметь в виду.

Поэтому, когда потом «Трехгрошовую оперу» записывали на пластинку, Лотту спросили прямо, не хочет ли она исполнить еще и партию миссис Питчем. Она не колебалась ни секунды и ответила согласием. После успеха постановки и записи Роза Валетти, должно быть, пожалела, что так быстро сдалась. Оказывается, она тогда подписала контракт с другим театром, так как была уверена, что они провалятся.

Лотта наслаждалась мыслью, что все, кто не верил, теперь кусают локти, а она, окрыленная и знаменитая, прогуливается вдоль Шпрее. Другие упустили свой шанс участвовать в «выдающейся пьесе» современности. Только Кароле Неер разрешили вернуться. После успеха она настоятельно требовала дать ей первоначально отвергнутую роль. Конечно, Брехт на все согласился, как бы несправедливо это ни было по отношению к Роме Бан, которая так смело взяла на себя роль Каролы. Но Карола разыграла два козыря — любовницы и вдовы:

— Сейчас это было бы для меня большим утешением. Думаю, что только горе держало меня вдали от вас.

И кто может противиться скорбящей?

«Трехгрошовая опера» уже покорила Вену и Будапешт. С каким удовольствием Лотта сыграла бы там свою роль. Но Курт говорит об уходе, когда другие празднуют успех. Ей жаль видеть его таким грустным.

Если бы у нее было больше одной жизни, то в одной она была бы той женушкой, о которой он мечтает. Она не неслась бы с одного выступления на другое и не пила бы игристое со своими коллегами, а массировала бы шею Курту, успокаивала его душевные страдания понимающими «охами» и «ахами» и гладила бы его рубашки, пока не разгладила последнюю крохотную складочку. Эта жена не целовала бы другого мужчину, но ждала бы, пока ее супруг вернется к ней из своего кабинета — даже если это произойдет через несколько месяцев.

Ведь, несмотря на эмоциональное самочувствие, Курт сочиняет как сумасшедший. Тоска его одолевает только тогда, когда он этого не делает, то есть когда они проводят время вместе. Если Лотта старается развеселить его шутками, от которых он раньше мог закатываться от смеха, он с усилием выжимает улыбку, и она чувствует себя совершенно ненужной.

К сожалению, она не может остановить растущее отторжение. Ей неприятно все время мучиться совестью, не осознавая своей вины. Она не изменилась, он изменился. Вместо того чтобы наслаждаться с ней жизнью в Берлине, он говорит, что его озадачивает положение в мире. Они уже могут себе позволить ездить на «фиате», путешествовать и даже переехать в новую роскошную квартиру. Теперь, когда они могли бы наконец и летать, он надевает на себя кандалы. Хотя они живут в более просторных комнатах, чем раньше, воздух в них кажется Лотте спертым, а молчание между ними — удушающим. Если в квартире они встречают друг друга, что в некоторые дни и не случается, то говорят о покупках, соседях и коллегах. Они наполняют все вокруг шумом, как будто он сможет преодолеть расстояние между ними и сдержать одиночество. Даже на работе они на время разошлись. Ей предложили роль в «Пробуждении весны» Ведекинда — от такого не отказываются. Курт с Элизабет, Хеленой и Брехтом работает сейчас над новой пьесой «Happy End».