Лоуренс Аравийский

Я притворился, что не понимаю его. Нет, я вовсе не собирался принять участие в воздушном бою, и меня не интересовало мнение пилота. Ведь он был австралиец и не имел отношения к арабам, для которых мне приходилось выступать в роли актера.

Он относился ко мне со слишком большим уважением, чтобы заговорить: он лишь укоризненно глядел на меня, наблюдая начавшийся воздушный бой. Там был один неприятельский двухместный самолет и три истребителя. Росс Смит ринулся на первый, и после пятиминутной резкой пулеметной трескотни германский самолет внезапно круто спустился к железнодорожному полотну. Он вспыхнул позади низкого кряжа, и оттуда поднялись клубы черного дыма. Арабы вокруг нас разразились громкими восклицаниями. Пять минут спустя Росс Смит вернулся и весело выскочил из своего самолета, клянясь, что арабский фронт ему нравится.

Наша вареная колбаса еще не успела простыть. Мы съели ее и напились чаю (наши последние запасы из Англии, начатые ради гостей), но едва взялись за виноград из Джебель Друза, как караульный опять замахал плащом и завопил:

— Аэроплан!

На этот раз, выиграв состязание, первым поднялся Питере, а Росс Смит вторым, оставив неутешного лейтенанта Трайлля в резерве. Но неприятель трусливо повернул назад с такой быстротой, что Питере смог настигнуть его лишь возле Арара, где и подбил свою добычу. Позднее, когда волна войны докатилась туда, мы нашли груду бесформенных обломков и два обуглившихся тела немцев.

Росс Смит заявил, что охотно остался бы здесь на арабском фронте, где враг появляется каждые полчаса. Он глубоко завидовал оставшемуся Питерсу, но, однако, должен был вернуться за своим «хэнли-пэйдж», бензином, провиантом и запасными частями. Третий самолет летел в Азрак, и я отправился с ним, чтобы повидать Фейсала.

Мы вернулись в Азрак спустя всего лишь тридцать часов с того времени, как его покинули. Я повернул гурков и египтян обратно, чтобы они присоединились ко всей армии для новых подрывных работ на севере. Мы забрались с Фейсалом и Нури Шааланом в зеленый «воксхолл», и направились в Ум-эль-Сураб, чтобы присутствовать при спуске «хэнли-пэйджа».

Мы быстро передвигались по ровным голышам или глинистым равнинам, и наш мощный автомобиль пыхтел вовсю, но счастье нам не улыбалось. Пришло донесение о несогласиях среди арабов, и мы были вынуждены свернуть в сторону к одному из местных лагерей Сирхан. Однако мы извлекли пользу из потери времени, приказав их бойцам выступить в Ум-тайе.

Наш автомобиль опять ринулся на север. Не доезжая двадцати миль до Ум-эль-Сураба, мы заметили одинокого бедуина, бегущего к югу со всех ног. Ветер развевал его седые волосы и бороду. Он переменил направление, чтобы пробежать мимо нас, и, взмахивая костлявыми руками, крикнул:

— Самый большой аэроплан в мире!

Затем он опять повернул на юг, чтобы разгласить между палатками свою великую весть.

В Ум эль-Сурабе на траве величественно стоял «хэндли». Самолеты Бристоля, как птенцы, приютились под его широко распростертыми крыльями. Арабы любовались им, говоря:

— Наконец-то нам в самом деле прислали настоящий аэроплан. Ведь эти штуки были лишь его жеребятами.

Еще не наступила ночь, как слух о нем достиг холмов Джебель-Друза и долин Хаурана.

С аэропланом прибыл сам Бортон, чтобы сговориться о помощи. Мы беседовали с ним, в то время как наши люди вытаскивали из корпуса самолета и сеток для бомб целую тонну бензина, нефть и запасные части для истребителей Бристоля, чай, сахар и довольствие для наших людей, письма, телеграммы агентства Рейтер и всякие медикаменты для нас. Затем ранними сумерками огромный самолет поднялся на воздух и направился в Рамле с согласованной программой ночной бомбардировки Деръа и Мафрака, чтобы завершить развал железнодорожного движения, начало которому положил наш пироксилин.

Мы со своей стороны не должны были ослаблять своего нажима на неприятеля при помощи пироксилина. Ведь Алленби поручил нам тревожить и сдерживать турецкую четвертую армию, пока Чайтор не вытеснит ее из Аммана, и отрезать ей пути отступления. Это отступление являлось лишь вопросом дней; мы решили, что на следующей неделе мы поднимаем восстание на равнинах между нами и Дамаском. Поэтому Фейсал решил присоединить к нашей колонне людей племени руалла, которых привел Нури Шаалан из Азрака, с верблюдами. Тем самым наши силы увеличивались до четырех тысяч человек, из которых свыше трех четвертей являлись партизанами, на последних вполне можно было положиться, так как Нури, суровый, молчаливый, не останавливающийся ни перед чем старик, держал все племя в ежовых рукавицах.

Турки терпят поражение

Следующий день я отдыхал в палатке Насира среди его посетителей-крестьян.

Нури Сайд с двумя орудиями, Стерлинг, Уинтертон, Юнг, со своими броневиками открыто подошли во главе значительного отряда к железной дороге, разрушили полотно на протяжении одного километра и сожгли деревянное сооружение, при помощи которого турки чинили мост, взорванный мной и Джойсом перед нашим первым нападением на Деръа.