— Мне сейчас позвонил Ваня, его отец сегодня утром скончался. Все родственники, вся семья в Новокузнецке в шоке. Говорят, никаких проблем, никаких жалоб у него не было, и тут… — чувствуя, как к глазам подступают неизбежные слезы, я ненадолго прервала свою недосказанную речь и позволила Полинке себя крепко обнять в знак хоть какого-то утешения.
— Какой ужас, Полька. Так, стоп, а что ещё Ваня сказал? Как мама? Где всё случилось? При каких обстоятельствах? Он хоть там держится, или ему совсем плохо? Просто, насколько я знаю, он с отцом хоть и не враждовал, но и близко они тоже не общались. Из всех праздников я видела его отца только на вашей свадьбе.
— После развода родителей между Ваней и его отцом появились какие-то непонятные разногласия, но он мне никогда о них особо не рассказывал. Говорил, что нет смысла углубляться в эти проблемы, ну, а я и не лезла. Но знаешь, по его голосу я могу сказать только то, что ему далеко не плевать на то, что произошло, — а кому вообще может быть плевать на смерть близкого человека?
— А причина смерти? Почему? Как? Дядя Лёша ведь был далеко, извиняюсь за прямолинейность, не старый. И что это значит «не было жалоб»? Жалоб не было, а человек мертв, — высвобождаясь из крепких объятий подруги, я принялась стирать свежие дорожки слез и потихоньку успокаиваться, понимая, что этим все равно уже ничего не исправлю. Невозможно исправить или предотвратить естественные законы природы.
К сожалению…
— Да не знаю я, Полинка, честное слово, не знаю. Ваня толком ничего сказать нормально и не успел. Поняла только, что что-то с сердцем связано, — шумно выдохнув, я начала перебирать вещи, которые накидала в чемодан, упаковывая их на этот раз по-человечески и чувствуя при этом на себе холодный взгляд голубых глаз.
— Ты к нему собралась ехать? — о, да, Гагарина, я узнаю этот тон и голос из тысячи.
— Полин, не начинай, пожалуйста. У меня нет выбора. Ваня слишком много сделал для меня, я не могу оставить его в этой ситуации. Только не говори, что ты этого не понимаешь, — хотелось ещё больше зарыдать от обиды, ведь я уже хорошо чувствовала это непонимание с ее стороны, а в какой-то степени даже и осуждение.
— Я так понимаю, если ты собираешь чемодан, значит, ты поедешь вместе с ним в Новокузнецк? Поль, я понимаю, у человека действительно горе, мне очень жаль, что Ваня потерял отца. Я ничего не имею против поддержки с твоей стороны, она ему сейчас безусловно очень нужна. Но зачем тебе вместе с ним лететь в Новокузнецк? Ты без пяти минут разведена, только сегодня собиралась с Димой об этом разговаривать, а сейчас ты вот так просто всё снова обрываешь и летишь непонятно куда? Пелагея, ты серьёзно?
— Полина, пожалуйста! — на мой довольно эмоциональный выкрик, который прозвучал неестественно грубо, Гагарина даже не стала ничего отвечать, она просто напросто громко хлопнула дверью.
С той стороны.
========== XIX ==========
Комментарий к XIX
Образ Иры – http://s019.radikal.ru/i609/1712/13/d53cb29e837d.jpg
«Человек раз соврет – и нужно продолжать врать дальше. Это синдром лжи. Но у большинства людей, страдающих этим синдромом, ложь – невинная, и все окружающие об этом знают. А с ней все было иначе. Она врала, причиняя боль другим, только чтобы прикрыть себя, она использовала все, что возможно. Выбирала, кому врать, а кому – нет. Например, если врать матери или близким подругам, ложь быстро разоблачат. Здесь она себя сдерживала. Когда ничего не оставалось, врала, но с большой осторожностью. Так, чтобы наверняка не поняли. А если её ловили на враках, лила из своих красивых глаз крокодильи слезы, отнекиваясь или извиняясь. Несчастным голоском. Кто на такое будет сердиться?».
— Харуки Мураками, «Норвежский лес».
Ложь… Она присутствует везде. В жизни абсолютно каждого человека. Она стала настолько неотъемлемой частью нашей жизни, что порой мы даже и не замечаем, когда в очередной раз прибегаем к обману. Но даже не особо важно, делаем мы это намеренно или нет, ведь суть-то всё равно одна – мы обманываем. Обманываем знакомых, близких, друзей, а самое главное – себя.
Почему так происходит? Почему мы готовы пойти на всё, лишь бы только скрыть правду в определенных обстоятельствах? Ответ прост – страх. Наш внутренний провокационный страх. Мы боимся показать свои слабости, раскрыть эмоции, боимся признать какие-то личные свои ошибки и ответить за них. Ведь нам действительно кажется, что проще соврать, замуровать свои поражения где-то глубоко в себе, тогда нас и осуждать никто не будет, и упрекнуть не в чем будет. Но это далеко не так. Совершив ошибку и скрыв ее ото всех, можно избавиться лишь от общественного осуждения, но что делать со своим собственным? Что делать с душой, которая с каждым днём будет всё больше мучаться от угрызений совести?