Love of My Life. На всю жизнь

— Кризис Среднего Возраста, — объяснил профессор. — Я купил ее после того, как от меня ушла жена. Думаю, студенты считают, что таким образом я пытался привлечь к себе внимание. — Профессор рассмеялся тихим низким смехом, который оказался настолько заразительным, что я тоже не смогла сдержать улыбки.

— Я уже сто лет не водила ничего подобного, — сказала я. На самом деле после гибели Луки я боялась любых машин, кроме моей любимой «Клио».

— Вы справитесь. Ею очень легко управлять, — успокоил меня профессор, неуклюже забираясь на пассажирское сиденье. — Я бы сам сел за руль, но мне время от времени надо будет выскакивать из машины, чтобы сделать фотографии.

— Боюсь, что у вас возникнут проблемы с выскакиванием, — заметила я. — Вы почти лежите.

Он улыбнулся.

— Мы ведь никуда не спешим, правда?

Мы действительно никуда не спешили. Мы ехали со скоростью, которая даже мне казалась черепашьей, осторожно притормаживая всякий раз, когда видели, что кто-то собирается переходить дорогу. Но если профессор и заметил мою чрезмерную осторожность, он не сказал мне ни слова. Надев очки, он просматривал какие-то бумаги, периодически поддакивая собственным мыслям. К тому времени как мы выехали на Портистонское шоссе, поездка стала доставлять мне удовольствие.

Мы остановились на гребне холма, который возвышался над городом. Нельзя сказать, что перед нами открылся прекрасный вид. Оттуда можно было рассмотреть лишь пристань, где мы с Джорджи когда-то любили друг друга, крыши домов и кончик церковного шпиля.

— Это единственная дорога в город, — сказал профессор. — Мариан Рутерфорд наверняка ехала по ней. Мне нужна фотография.

Ценой недюжинных усилий профессору все-таки удалось выбраться наружу с низкого сиденья. Он немного повертел камеру в руках, беспорядочно нажимая на какие-то кнопки, после чего окликнул меня:

— Оливия, вы разбираетесь в цифровых фотоаппаратах?

Иногда мне казалось, что он сознательно утрирует свою неспособность обращения с техникой. Прищурившись, я смотрела на него через лобовое стекло и молчала.

— У меня ничего не получается, — беспомощно сказал профессор.

Примерно тридцать секунд у меня ушло на то, чтобы показать ему, как действует фотоаппарат, после чего он начал снимать, а я стояла рядом с машиной, вдыхала свежий воздух и любовалась игрой солнечного света на синей поверхности моря. Высоко в небе над островом Сил парили белые птицы.

— Как долго вы жили в Портистоне? — спросил профессор, когда мы сели обратно в машину.

— Всю жизнь. До тех пор, пока мне не исполнилось восемнадцать.

— А потом вы уехали в университет?

Я улыбнулась, проходя крутой поворот, который был мне давно и хорошо знаком.

— Нет. Я не училась в университете.

— Понятно.

Профессор не стал ничего уточнять, и некоторое время мы ехали в полном молчании. Я не собиралась его нарушать до тех пор, пока мы не въедем в город.

— Куда теперь? — спросила я, когда мы выехали на главную улицу Портистона. — К дому Эндрю Берда?

— А вы знаете, где он находится?

— Естественно. В Портистоне это знает каждый ученик начальной школы, это чуть ли не самое знаменитое здание во всем городе.

— Здесь есть еще какой-то необычный ресторан в стиле арт-деко.

Последнюю реплику я предпочла проигнорировать.

— Он упомянут в путеводителе. Если у нас будет время, мы можем там перекусить.

Дом Эндрю Берда был одним из шести примечательных зданий эпохи регентства, которые располагались на террасе над набережной в северной части Портистона. Если Мариан Рутерфорд пересекла Атлантику, надеясь на романтическую встречу с человеком, которого много лет знала по переписке, то ее ожидало горькое разочарование. Она довольно подробно описала свои первые впечатления от встречи с Эндрю Бердом, который, судя по всему, перенес удар незадолго до ее прибытия в Англию. Профессор процитировал мне ее, когда мы сидели в машине перед домом.

— Она называла его «согбенным, бледным стариком с хриплым дыханием и слезящимися глазами, который, скрючившись, сидел в шезлонге в тени красивого сливового дерева, под которым особенно сильно ощущался аромат розовых кустов, растущих в саду».

— Мало похож на секс-символ.

— Это точно. Более того, он даже не понял, кто она такая. Судя по всему, он принял ее за свою служанку и выбранил за то, что она задает ему вопросы.

— О Господи, — вздохнула я. — Бедная Мариан.

— Не такая уж она и бедная, — возразил профессор, открывая дверцу машины. — Если бы она не приехала в Портистон, то никогда бы не написала свои лучшие произведения и не встретила настоящую любовь.

— Разве она умерла не старой девой?

— Не спешите, — улыбнулся профессор. У него была очень приятная улыбка. — Вы еще не дочитали эту историю до конца.