LoveStar

Но это было неправдой. Ведь это говорил не сам Эрвар. Это LoveDeath пыталась задушить их разговор. А Эрвару она разрешала выныривать на поверхность лишь изредка. Когда Хельга с ним познакомилась, Эрвар болел. Она влюбилась в человека, мозг которого занимали птичьи волны. Сейчас он снова превратился в оболочку, но теперь внутри сидела LoveDeath. Больной птичьими волнами был рассеян и забывчив, но человек изобретательный, странный и интересный. А больной идеей LoveDeath был тверд и холоден, бизнесмен и ничего больше. Птичьи волны и LoveDeath пользовались одним и тем же телом, заселяли одну и ту же голову, и поэтому, пожалуй, было немудрено, что Хельга их путала.

– Даже наши мальчики зовут тебя Лавстар. Что это вообще за имя? Они говорят только «Лавстар», как все те, кто знает тебя из газет. Лавстар, освободитель человечества от проводов…

Лавстар вышел в кухню. Закрыл глаза и взмолился, чуть не плача:

– Дай мне закончить с LoveDeath! У меня появится время, когда я с ней разберусь.

– Оставь смерть мертвым. Вернись к птицам. LoveDeath – это не наука. Это инженерия, бизнес, реклама. Она осуществима технически, но в ней нет волшебства. Ракеты – это просто автобусы. Запускать мертвые тела в космос может кто угодно.

Он не отвечал. Он набирал письмо Иванову, пряча пальцы, чтобы жена не увидела, чем он занят.

– Птицы – это была наука, a LoveDeath – это жадность.

Лавстар недовольно посмотрел на нее:

– Ты никогда не поймешь. Что, Бетховен из жадности написал Девятую симфонию? Ему восьми было мало? Из жадности Лакснесс писал романы после «Самостоятельных людей»? Эйнштейн недостаточно уже надумал к тридцати годам? Ему тоже жадность покоя не давала?

Хельга не отвечала.

– Надо было тебе выходить за обычного человека. Ты была бы счастлива с таким: приходит вовремя с работы, подстригает газон, жарит с сыновьями сосиски. Но я не такой. Я не такой и не могу иначе.

Хельга покачала головой:

– Помнишь, как мы остались переночевать на заброшенном хуторе на Песцовой пустоши?

Он не забыл. Они хотели тогда испытать новый способ измерения птичьих волн. Этот способ позволял отличать птиц в стае одну от другой, не прибегая к кольцеванию: каждая особь испускала волны, или излучение, которое было присуще только ей, как отпечатки пальцев.

– Помнишь, как ты измерял волны у пары гагар? – спросила Хельга. – Ты не мог различить их частоты. У каждой птицы должна была быть своя особенная частота, но у этих волны оказались совершенно одинаковы, так что по приборам они выходили одной и той же птицей. И помнишь, что я тогда сказала?

– Да.

– «Может быть, это любовь», – сказала я. Может быть, в этом причина того, что гагары образуют пару только один раз, влюбляются раз и на всю жизнь; и если умрет одна, то и вторая увядает, потому что жить наполовину невозможно.

– Я помню, – сказал Лавстар.

– А помнишь, что ты мне ответил? – спросила Хельга. – Что ты мне сказал на это?

– Да.

– «Я бы тоже увял, если бы ты умерла», – сказал ты.

– Я помню.

– Я в последнее время так много думаю о смерти. Даже когда держу на руках нашу младшенькую, я все равно думаю о смерти. Иногда я спрашиваю себя, а увянешь ли ты хоть немного на самом деле? Ты увянешь хоть сколько-то, если я умру?

Дыни на самый взыскательный вкус

У Индриди до Сигрид была только одна девушка, но этот роман оказался полной неудачей. Он познакомился с ней в 17 лет, когда папа выхлопотал для него подработку на лето на электростанции при алюминиевом заводе компании LoveAl, который располагался на южных равнинах. Правда, оттуда Индриди выгнали через несколько недель, потому что он отказался резать куриц и поливать их кровью электроды, хотя было научно доказано, что эта процедура увеличивает выработку электроэнергии на 3 % (дело в том, что свеженазначенный директор завода был родом с Гаити).

На электростанции Индриди с утра до полудня в поте лица трудился на беговой дорожке. Он быстро набрал отличную форму, потому что за день пробегал по 50 километров, вырабатывая по 100 киловатт-часов. По средам он выходил на песчаную пустошь между заводом и кольцевой автодорогой – выступать против рабочих с фабрики сувениров на борцовских матчах, которые устраивали для туристов, проносившихся мимо них в автобусах. По понедельникам надевал викингский шлем и рубился на мечах (разумеется, понарошку) с сотрудниками цеха по производству ветряков на потеху японским и немецким старичкам. Ветряки изготовлялись из алюминия, который выплавлял Индриди; они стояли вдоль всего побережья острова, уходя за горизонт на востоке и на западе. Тысячи ветряков одновременно крутились, словно гигантские цветки-полуденники.