LoveStar

В его обязанности также входило время от времени обходить берег и собирать птиц, которые попали под лопасти. Он собирал тушки, сортировал по видам, пересчитывал и снимал с них кожу с перьями. Перья отправлялись в чучельный цех сувенирной фабрики, грудки – на заводскую кухню, а кости и внутренности измельчались и шли на корм песцам. После этого он отчитывался перед девушкой из инкубатора, сколь-ко каких птиц нашел. Инкубатор был пристроен к южной стене здания завода.

Дело было в том, что оказалось экономичнее и гуманнее выращивать и выпускать птиц и давать им самим убиваться о лопасти, чем растить «жертвенных» куриц в клетках. Сотрудники ели дичь на обед четыре дня в неделю; птичья кровь увеличивала выход энергии на 0,5 % (хотя излишнее потребление мяса повышало половое влечение сотрудников на 5 %, что, в свою очередь, снижало их выработку энергии на 1,3 %). Курицу же ели только по пятницам, после жертвоприношения. Поэтому по пятницам всегда бывало шумно, ведь все торопились, вокруг летали перья, головы и брызги крови, а директор вопил по громкой связи:

– Приносите жертвы! Алюминий требует жертв!

Индриди заинтересовался девушкой из инкубатора случайно. У нее были волосы цвета воронова крыла и взгляд как у совы. По стенам на белых от помета насестах сидели птицы, непрерывно голося, а в воздухе стоял сильный запах рыбьего жира от срыгнутой ими пищи. Индриди регулярно заходил к девушке и зачитывал список убитых птиц. Чтобы не нарушить равновесие экосистемы, было важно выпускать ровно столько же особей, сколько погибало под лопастями.

– Одна чайка-поморник, четырнадцать моевок, сорок глупиков и восемь тупышей! – прокричал он, зайдя к ней со списком.

– Тупиков и глупышей! Зачем ты читаешь неправильно? – закричала девушка в ответ.

– Мне так смешнее.

– А? – переспросила она. – Что ты сказал?

– Мне так смешнее! Я думал, ты тоже посмеешься!

Обстановка на этой работе была не слишком подходящей для шуток, и девушка из инкубатора улыбалась ему редко.

Тут олуши[20] вдруг заорали хором, пытаясь перекричать друг друга, и на насест к ним подсела чайка. Пришлось кричать еще громче:

– Читай дальше!

– Семь гаг, два селезня, поморник большой и поморник короткохвостый, кулик-сорока, три гагары, один лебедь, одна цапля.

– Цапля? – заорала девушка.

– Да, одна. У чучельников можешь проверить.

– Ты уверен, что это точно была цапля?

– А кто еще? Разве только бекас-переросток.

– Бекас-переросток?

– Да, которые зимой улетают в Ирландию и питаются там червями, живущими в земле вокруг атомной станции.

– Ты же знаешь, мы цапель не выпускаем. Цапли у нас не водятся. И никто сюда поглазеть на цапель не приезжает.

– Я просто думал, тебе будет забавно…

Но девушка, не слушая его, отошла по коридору и вернулась с клеткой. Судя по запаху, в клетке сидел глупыш. Индриди взял клетку и поставил в свой пикап, а девушка пошла за другими птицами. Когда машина была загружена полностью, они поехали вдвоем на песчаную пустошь выпускать их.

Индриди вынул из клетки морскую чайку, крепко держа ее и стараясь не попасть под клюв, снял перевязь с крыльев и подбросил ее вверх. Чайка сразу полетела в сторону ветряка. Они проводили ее взглядами.

– Можно тебе кое-что сказать? – спросил Индриди.

Она не ответила.

– Знаешь, на самом деле ветряки крутим мы, когда бегаем на дорожках. Все думают, что ветряки производят электричество и что мы тоже производим электричество, но на самом деле всю энергию обеспечивают водопады, горячие источники и северное сияние.

Девушка выпустила в небо гагару, как будто не слыша Индриди из-за птичьего гогота.

– Очень сегодня гагара раскричалась, – сказала девушка. – Так орет, ничего не слышно.

Индриди повысил голос:

– Серьезно! В мире все поражаются, что наш завод работает на энергии человека, – иначе бы все эти туристы не приезжали бы на нас посмотреть. И поэтому мы бегаем на дорожках. Но ветряки на самом деле не ветряки, а вентиляторы!

Девушка смотрела на него без всякого интереса, но ничего не возражала.

– Да-да! Мы производим ветер для старичков в автобусах, которые заплатили, чтобы увидеть шторм. Они хотят ветра, и мы поднимаем для них ветер.

– А что, есть разница – выплавлять алюминий или поднимать ветер? – спросила она мрачно. – Исход все равно один.

– Нет разницы, наверно.

– Все равно туристы из автобусов рано или поздно окажутся на севере в LoveDeath. Они просто убивают время в ожидании; некоторых возят кругами по острову столько раз, что они сами умирают от скуки.

Вообще говоря, такая совместная работа могла оказаться очень романтичной, однако Индриди был настолько далек от ее идеала, насколько это вообще возможно.

– Хоть я и хожу играть с тобой в сквош, ты не должен воображать, будто можешь мной распоряжаться, – иногда заявляла она ему, нарезая вороново яйцо на ломтик хлеба.