Ловец акул

Частенько мне приходилось контактировать с Олегом Боксером. Он глядел на меня с плохо скрываемой ненавистью. У, сраный Олег! Как я был счастлив, когда раздавал ему указания по ценам и проценту чистого товара, всякий раз эти показатели были разные, и находились они в прямой зависимости от нашего, так сказать, экономического положения.

Как и в любом бизнесе, здесь тоже быстро учишься всяким мелочам. Вот, к примеру, хорошо бодяжить героин сухим молоком, оно не забивает вены, как мел или тальк, и потребитель от этого не дохнет. Пиздец — бодяжить героин магнезией, потому что тогда риск откинуть копыта возрастает вдвое, а то и втрое.

А могут и стиральным порошком, и крысиным ядом.

А от муки случаются самые пиздецовые тряски.

По качеству бульончика, то есть, итогового раствора, я легко мог определить, что туда добавлено. Как бывший конечный потребитель (теперь-то мы с Марком сидели на героине почти фармацевтического качества, девяностопроцентном героине из Афганистана), я старался не допускать опасных для здоровья примесей, но контролировать процесс у розничных дилеров я не мог, да я их даже не знал.

У меня была какая-то даже бизнес-гордость, в смысле, мне хотелось поставлять хороший, относительно безопасный товар для таких же уличных пацанов, как я. Марк этого не понимал, он говорил:

— Все равно разбодяжат стиральным порошком перед продажей, какая тебе разница?

Но разница была, она заключалась в моей чистой совести. Как ни смешно это, наверное, про мою совесть, я все-таки ценил какие-то человеческие качества: честность, ответственность.

Нарковойны тоже находились в ведомстве Марка, я в них почти не сек, хотя очень старался врубиться. Когда я стал бригадиром, кое-что прояснилось, но теперь я снова запутался.

Такие, как мы, гасили, в основном, бандюков и их быков. Профессиональные киллеры-одиночки разбирались с рыбками покрупнее. У Марка Нерона всегда было кого замочить, по направлению к смерти все время продвигалась невидимая очередь жаждущих откусить от нашего героинового пирога.

Были среди этих жадин свои, были чужие, Марк Нерон просто охранял то, что ему было велено охранять, как Цербер, и наш главный его за это очень уважал.

У Нерона были целые бригады тех, кто занимался слежкой, он постоянно держал ушки на макушке, думаю, Марк Нерон мог расслабиться только со мной. Как и любой человек, он очень уставал от постоянного напряжения.

Ему приносили сведения, а он миловал и казнил. Вроде бы это можно было делать, не отходя от кассы, ему не приходилось шляться по всей Москве, как мне, но было видно, какой он от своих раздумий загруженный.

Ну и плюс у нас были проблемы с Узбекистаном. Наш путь отбили, а нас сместили почти к границе с Туркменией, к небезопасным, унылым, каменистым местам, на которых мы подвергались обстрелам и облавам. Если раньше помимо курьеров можно было отправлять грузовики с контрабандным грузом, загружать героином узбекские арбузы и афганские дубленки, то теперь оставались только курьеры, как наиболее мобильный и безопасный способ провоза груза из Афганистана.

Марк Нерон по этому поводу очень расстраивался, этот путь он конструировал с радостью и вдохновением художника, называл его своим лучшим достижением, а теперь его забрали какие-то хуилы, до которых он даже не мог добраться.

Очень цинично, конечно, но каждое существо ведь гордится своей работой, это даже правильно. Марк Нерон тоже за свою жизнь что-то создал.

Ну так вот, у него по этому поводу была большая депрессия, сократились, конечно, поставки, денег стало меньше, но, главное, он расстраивался из-за того, что исчезли результаты его труда.

Конечно, я Марка всячески утешал, как главный помощник, как близкий друг и как собутыльник.

— Все образуется, — говорил я. — Не надо переживать, дай нам время, мы оправимся, у нас будет путь еще лучше.

Я слабо представлял себе, как строятся или, как говорил Нерон, фиксируются пути наркотрафика. Там же нужно было купить всех на протяжении всего километража, нужно было озаботиться безопасностью, отсутствием или нейтрализацией случайных свидетелей. Это такая паучья наука — сплетать линии, по которым идет герыч.

В общем-то, постройка таких путей не была в моей компетенции, поэтому я, в основном, не знал, что сказать, когда Нерон затевал свою старую песню.

Однажды мы с ним сидели у меня дома. Кстати говоря, продал я свою однушку в Новогиреево и купил трешку поближе к Кусково, причем так легко, что сам этого не заметил — большие поплыли деньги, по-настоящему большие. У меня могло быть все, но, как всегда, было не до всего.

В общем, сидели мы с Нероном у меня, он подбухивал, хотя был изрядно наколотый. У меня доза после рехаба сократилась донельзя, поэтому я плыл с капелюшечки, и ничего мне было уже не надо.

Нерон разложил передо мной карту бывшего Союза и иголкой тыкал в ее чувствительные места.

— Понимаешь? — сказал он. — Здесь ловить нечего. Тут погранцы везде. Видишь, как оно нарисовано? Тут такое все зеленое, просто пиздец. Почему оно такое зеленое? Там что, джунгли? Может быть, вполне может быть, но вряд ли.