– Мы не были уверены, мы лишь надеялись, что все пройдет как надо. Старого кровопийцу поймать почти невозможно: он слишком хитер и силен. Но можно зажать его в угол, – бесстрастно сказал Филипп. – И мы сделали это – он был слаб и не мог дать нам отпор, но при этом слишком горд, чтобы просто сдаться. Только молодые боятся смерти; если ты живешь вечно, смерть начинает казаться избавлением. На то и был расчет.
– Но ты отпустил меня! – Я попытался переступить порог комнаты, но в проеме будто возникла невидимая преграда.
– Я решил, что все провалилось. Я до сих пор не знаю, когда он укусил тебя. Это были мухи, верно? Коллекционер считал, что проклятие крови передается только при укусе вампира, про насекомых он не знал.
– Конечно, ведь у него нет доступа к архиву Ордена, – пробормотал я себе под нос. – И что потом? Когда ты понял, что я обратился?
– Не будь дураком, – усмехнулся Филипп. – Едва увидев твою бледную физиономию в доме Коха, я понял, что ты вот-вот умрешь.
– Погоди, – я совершенно растерялся, – если ты голем, что ты делал в доме Коха?
– Не твое дело.
– Кох – твой хозяин?!
– Ты безнадежен. Филипп смотрел на меня так, будто я самый глупый человек из всех, с кем ему приходилось иметь дело. Отчасти он был прав: я совершенно ничего не понимал.
– Значит, ты следил за мной, – заключил я.
– Конечно, – подтвердил Филипп.
– Почему ты сразу не забрал мое тело?
– Считай это подарком. Я подарил тебе время, – медленно ответил громила.
– Или ждал, пока я убью кого-нибудь.
– Нет, малыш, – глухо сказал он, – я позволил тебе попрощаться с друзьями. Ты пижон и лжец, грязная подстилка Куратора и ему подобных, но у тебя есть чувства.
– Так ты проявил доброту? – от этих слов за милю разило ядом.
– Да, – будто не заметив этого, откликнулся Филипп. – Надеюсь, ты воспользовался моим подарком.
Теодор ненавидит меня, а Дебора, должно быть, смертельно обижена. Да, я определенно воспользовался подаренным мне временем.
– Что со мной будет? – Я отошел от двери, чтобы не чувствовать удушливого запаха чеснока.
– Понятия не имею.
– Хозяин не делился с тобой планами?
– Он мне не хозяин, – резко сказал Филипп. – Он просто Коллекционер.
Признаться, все это время я думал, что это две крайности одной сущности.
– Так ты никогда не задумывался об этом? – снова спросил громила. – О том, что случается с Чудесами после того, как ты передаешь их в руки Коллекционеров?
– Нет. – Я пожал плечами. – Это не моего ума дело.
– Очень удобно, – хмыкнул Филипп. – Надеюсь, ты увидишь.
– Увижу что? – не понял я.
– Трофеи. Их головы, насаженные на подставки.
К горлу подкатила тошнота. Я попытался разглядеть в холодных глазах Филиппа хотя бы намек на шутку, но громила был серьезен как никогда. На его грубо высеченных скулах ходили желваки, а взгляд пригвоздил меня к месту, словно я – бабочка, а он – острие булавки.
– Зачем собирать коллекцию мертвых существ? – дрожащим голосом спросил я.
– Затем, что живыми они доставляют слишком много проблем. Затем, что, исполнив три желания, джинн становится бесполезен и даже опасен. Затем, что голову лошади с рогом в центре лба можно повесить над камином, а живого единорога нужно кормить и держать подальше от солнечного света. Прямо как тебя, – добавил он после непродолжительной паузы.
– Я не какой-то там единорог! – Я сжал кулаки. – Не просто Чудо! Со мной нельзя…
– Оставь это Коллекционеру, – повторил Филипп. – Меня это не интересует.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Свеча в руках громилы оплыла, воск капал на половицы. Я слышал, как за окном свистит ветер.
– Ты ведь был добр ко мне.
– Не опускайся до попыток заключить со мной сделку, – грубо прервал меня Филипп. – Завтра ночью мы отвезем тебя к заказчику, и ты перестанешь быть моей головной болью.
– Но ты тоже Чудо! – крикнул я в отчаянной попытке разжалобить его.
– Помнишь, в Карпатах ты сказал, что легко согласился бы принять участие в охоте на эльфов? – неожиданно спросил Филипп.
– Да, но…
– Среди Коллекционеров ходит легенда, что ребенок, рожденный от союза человека и эльфа, подарит отцу бессмертие.
– Зачем ты говоришь мне об этом?
– Они насилуют их женщин, – голос Филиппа превратился в шорох утекающего сквозь пальцы песка, – а потом вырезают чудовищного гомункула из чрева матери и съедают его сердце. Еще никто после этого не стал бессмертным. Но они продолжают пытаться.
Громыхая тяжелыми ботинками, Филипп ушел. Обессиленный, я сел на край постели и уставился в непроницаемую темноту дверного проема. Этот разговор оказался, наверное, самым сложным в моей короткой жизни. Единственное, чего я не сделал, – не упал к ногам Филиппа, умоляя его пощадить меня.
Голем! Он действительно создан из глины и крови! Меня передернуло. Ложь, все ложь, каждое его слово, даже рассказ о том, что он когда-то работал поваром. А я-то считал
Из горла вырвался истерический смешок. Я запустил пальцы в кудри и склонился к коленям в надежде, что тошнота, вызванная голодом, пройдет. Но она только усилилась.