Ловец Чудес

Жизнь в Караване учит ничему не удивляться. Я привык к эльфам, уродливым гоблинам, сварливым гномам и сиренам, привык к их склокам, громкой ругани на разных языках и храпу, но каждый раз, когда Чиэса доставала из рукавов чашки, обычная ночь превращалась в волшебную. На этот раз она принесла с собой уже горячий чайник, но я так и не решился спросить, как ей это удалось. Иногда знать подробности не обязательно. К тому же я искренне боялся, что все это лишь трюк и волшебства в чайной церемонии не больше, чем в фокусе с кроликом и цилиндром.

– Розовые лепестки, – пояснила Чиэса, подавая мне крошечную чашку. – Тебе нужно открыть душу тонкому миру.

Ее восточный акцент ласкал слух. Грубость английского языка исчезала, когда Чиэса открывала рот, и я мог слушать ее вечно. Было в этой женщине что-то необъяснимо притягательное, жаль, что о существах, подобных ей, я почти ничего не знал.

– Не растекаться, – строго сказала она и стукнула меня по голове сложенным веером, который тоже достала из рукава.

– Что? – Я потер ушибленную макушку.

– Это мое волшебство, не поддавайся ему. Пей чай.

Насупившись, я сделал большой глоток обжигающего чая, за что получил еще одну затрещину.

– А это-то за что?! – возмутился я.

– Пей вдумчиво, – ответила Чиэса. – Сосредоточься!

Тонкости Востока всегда казались мне слишком тонкими. Проводить часы, созерцая убывающую луну, или пить чай, предварительно уделив несколько часов церемонии, – нет, это не для меня. Но под строгим взглядом Чиэсы я весь скукожился и искренне попытался сосредоточиться на процессе. Вскоре что-то начало происходить. Перед глазами поплыло, тело стало невесомым. Мне показалось, что я вот-вот взлечу.

– Что ты сделала? – пробормотал я, с трудом совладав с собственным языком.

– Освободила твой дух, – ответила лисица. – Почувствуй его. Нет тяжести тела, нет оков плоти. Ты свободен.

Головокружение усилилось. Глупо улыбаясь, я лег на спину, но ощутил не твердую землю, а мягкую податливость воды. Она укачивала меня, баюкала, я плыл все дальше и дальше, слышал шум водопада и звук странного музыкального инструмента, не похожего ни на что и похожего на всё сразу.

– Вода изменчива, – донесся до меня голос Чиэсы. – Налей ее в чашку – и она примет форму чашки. Налей ее в кувшин – и она примет форму кувшина.

– Точно… – пробормотал я.

– Будь водой, Саша.

По водной глади прошла волна ряби. Что-то не так. Что-то совсем не так.

– Нет никакого Саши, – промурлыкал я, наслаждаясь мерным покачиванием, – я – это совсем другое имя.

Я вспомнил его. Алые буквы проступили в сознании, имя, данное мне при рождении, напомнило о себе. А затем исчезло в темной глубине.

– Найди его, – донесся до меня шепот. – Плыви за ним.

И я, черт бы меня побрал, поплыл! Вдохнул побольше воздуха, перевернулся и нырнул в пучину, ведомый слабым отголоском имени, которым звала меня мать. Я видел алые всполохи букв, видел их искрящийся ореол, тянул руки, пытался поймать их, отбрасывая в сторону все выдуманные личины. Кто я? Кто я на самом деле? Если Арчи Аддамс был букинистом, а Отто Рейнхарт – помощником адвоката, то кем был я?

Безликий Ловец. Нет. Чудовище с тысячью лиц.

Вода окрасилась алым. Я начал тонуть. Сотни черных рук поднялись со дна и принялись хватать меня за ноги. Я закричал, легкие будто объяло пламя. Давление разрывало их, а я продолжал кричать, изо всех сил отбиваясь от рук мертвецов.

– Дамьян! – заорал я и вскочил.

Чиэса в мгновение ока оказалась рядом. Ее ониксовые глаза горели, а дыхание стало таким горячим, что изо рта вырывался пар.

– Лети.

Она ударила меня в лоб сложенными пальцами, а я, вместо того чтобы упасть, взвился к потолку и опал, заструился по земле, заклубился под скамейками для зрителей. Я обволакивал ноги Чиэсы, ластился к ней, как кот, касался ее пушистого хвоста. Лисица закружилась, ветер, поднявшийся от ее кимоно, увлек меня; я превратился в вихрь, оторвался от земли и коснулся ее пахнущих лотосом волос. Украшения зазвенели сотней колокольчиков, когда я дотронулся до них.

Тяжесть тела вернулась внезапно. Мгновение назад я был всем и одновременно ничем, а сейчас стою, сжимаю в пальцах палочку для волос и отчаянно краснею.

– Ты вернешь мне кандзаси?[14] – спросила Чиэса и протянула руку.

– Прости.

Я отдал ей украшение и смущенно потупил взгляд. Все, что произошло, казалось мне настолько личным, даже интимным, что я вряд ли смог бы смотреть на лисицу снова.

– Не стоит недооценивать силу имени, – сказала она. – Зачем ты скрываешь его за пустыми выдумками?

– Не говори никому, – попросил я.

– Куда бы ты ни пошел, прошлое пойдет с тобой, Дамьян.

– Не надо! – взмолился я. – Это имя не принесло мне ничего, кроме горя.

– Я знаю кое-что о горе. Хочешь, расскажу тебе сказку, Дамьян? Кицунэ знают много сказок об этом.

Я сжал зубы, а она как ни в чем не бывало расправила кимоно на коленях и жестом пригласила меня присесть рядом.