До чего же мы с вами докатились, господа милейшие? Где, в каком прошлом остались наши улыбки? Когда любовь последний раз смахивала паутину с разучившейся чувствовать глыбы сердца? Зачем мы живём, если не живём вовсе?!
– Скоро вернусь, – бросила Джонника, когда я, незаметно для себя погрузившись во внутренние переживания, опустился на лавочку.
Чего стоили все мои усилия сделать мир краше, «перевоспитать» призраков, если само человечество твердило каждым мгновением своего существования: оставь всё это, тебе не справиться с мировым порядком, ведь ты – лишь соринка на жерновах времён! Зачем пытаться исправить то, что не исправишь, бороться с тем, чего не победишь? Ты уйдешь, а они останутся. Они – это серое стадо очарованных трепетом людишек, претендующих на уникальность, но беззастенчиво одинаковых, живущих телом, но мёртвых духом.
Из оцепенения меня вырвал натужный женский крик, за ним другой и ещё несколько. Я оглянулся. Крики доносились со стороны аттракциона «Комната страха», откуда сейчас выбегали с полдюжины перепуганных посетителей.
Ирония судьбы! Вот тебе бабушка и Юрьев день! Батогом их в светлое будущее загонять, что ли? Иного способа совладать со стадом, пожалуй, могло и не существовать.
К «Комнате страха» я подходил не спеша, изрядно упиваясь ироничным самоглумлением. Поэтому, когда оттуда показалась развесёлая и какая-то «растрёпанная» Джонника, я не стал ни морали ей читать, ни, боже упаси, развоплощать. Просто погрозил пальцем и потянул за собой.
– Эти люди заплатили за страх, – попыталась оправдаться она скорее для формы, чем по причине чистосердечного раскаяния. Призраки хорошо чувствуют текущее эмоциональное состояние. Тем не менее, имевшая место с моей стороны реакция казалась алогичной, и потому несколько смущала. – Я всего лишь дала им то, в чём пытался обмануть их хозяин парка.
– Ну и поделом им, – отрезал я с усмешкой. Сорвавшаяся с уст реплика озадачила не только Джоннику, но и отчасти меня самого. Всё ещё опасаясь внезапной вспышки гнева, она поспешно добавила:
– Вот увидишь, через некоторое время они снова придут, да ещё и друзей своих прихватят.
– Вне всяких сомнений, – было легко и просто говорить то, что думаешь на самом деле, а не пытаться натянуть овчинку морали на волчье рыло действительности.
Что поделаешь, жизнь вносила свои коррективы в размеренный беспорядок моей судьбы. Она меняла меня самого. С этим надо было смириться… или, быть может, всё-таки бороться?
Я схватил Джоннику за плечи и привлёк к себе. Её невесомое призрачное тельце трепетало в моих объятиях. Трудно было поверить, что кого-то может испугать это хрупкое безобидное создание. Она не пыталась сопротивляться, а только тихо обречённо поскуливала. Но я так и не взглянул ей в глаза. Чуть наклонившись, я прошептал на ухо:
– Позволь пригласить тебя сегодня на ужин.
Джонника вырвалась из моих рук и долго настороженно смотрела, как будто предполагалось, что ужинать будут именно ею. Да, пожалуй, не так часто от охотников призракам поступали такие предложения.
– Я честный истинный демон! – наконец возмущенно завопила она. – У меня есть муж!
– Я сделаю его вдовцом, если ты откажешь.
– Так значит, у меня нет выбора? – с нескрываемой надеждой проговорила она.
– Похоже на то.
– Слава богу! – радостно пролепетала Джонника и бросилась мне на шею.
Меня в очередной раз позабавило её поведение. Она вела себя так, будто была жива. Впрочем, живые себя так не ведут…
– А на счёт мужа не беспокойся, он мёртв давно, да и закопан далековато отсюда, – не унималась она. – Просто не смогла удержаться, чтобы не разыграть сцену!
Солнце перевалило через зенит и было уже на полпути к горизонту, подсвечивая фигурные глыбы угрожающе низко нависших облаков. Это чудесное ирреальное зрелище смешало в себе ангельские сапфировые, угрюмые бардовые, разудалые рдяные и тревожные лиловые тона. Давно мне не доводилось так долго любоваться небесами, теперь же я просто не мог оторваться от созерцания их завораживающей красоты.
Джонника стояла рядом, прижавшись округлым плечиком. Глубины моих переживаний с лихвой хватало на нас двоих. Она ощущала восхищение так же живо, как я сам. Это нравилось ей безмерно.
В какой-то миг мне показалось, что и я способен настроиться на её эмоциональный поток. Мы будто стали одним существом, будто слились во что-то общее, тотальное, что теперь неслось неудержимо по волнам экстатического упоения. Это было больше, чем блаженство, это был катарсис! Это было единение душ.
Тем временем первые уставшие, но счастливые труженики уже спешили по своим норкам. Суетливый бег растраченных судеб. Беспечная погоня за смертью.
Ужинать в общественном месте не хотелось: опять заговорщицки шептаться, скрывая беседу с призраком, ловить на себе косые взгляды официантов и посетителей – всё это было совершенно ни к чему, пускай и беспокоили подобные вещи меня отныне исключительно формально. Вечер решено было провести у меня дома. Скромно, зато уютно и без посторонних глаз.