Ловец (ЛП)

Когда она не находилась рядом с ним, все равно не могла убежать. Русые волосы прохожих напоминали о нем в той комнате. Веревки, черные кофры, свечи, пламя, серый цвет, вибрация, женщины на высоких каблуках, стальные кольца, запах кожи, запах воска, запах пота. Она работала в юридическом департаменте — понятно, что она не часто видела связанных людей. Было похоже на то, что она подсознательно ищет каждое возможное напоминание, просто чтобы свести себя с ума.

Хуже всего были фото, фильмы и книги. Она представляла, как он напрягался бы при свете свечей. Ночью, в темноте закрытых глаз, ее рука совершала неизбежный спуск вниз по телу, и повсюду вокруг она слышала грохот его стонов.

Вот почему она почти ожидала, что жужжащий в ее столовой снитч был плодом ее воображения. Его крылья казались размытыми желтыми пятнами, но золотой шар в центре все еще сохранял четкость. Она видела маленькую линию посередине, там, где он откроется под ее прикосновением. Она уже представляла петляющие каракули на крошечной записке и маленький ключик со стальной петлей.

Желудок сжался, когда она схватила его налету и оглядела комнату. Должно быть, его прислала Пэнси. Может быть, у нее появился кто-то другой и она хотела, чтобы Гермиона попробовала еще раз — вдруг ей нравилось, когда за ней наблюдали. Возможно, Малфой не знал, а Пэнси хотела… Или Малфой действительно знал и эта записка означала, что Малфою нравилось, когда она за ним наблюдала. Но Пэнси сказала, что Малфой обычно не позволял ей играть — означало ли это, что он на самом деле не увлекался подобными сессиями или что обычно именно он занимал доминантную позицию? Или…

Гермиона застонала, качая головой. Это становилось смешным. Не имело значения — она все равно не собиралась туда возвращаться. Конечно, Малфой ничего не сказал и даже не признал этого, но, возвращаясь… Что ж, это кое-что значило. Это было бы признание, что ей нравилось наблюдать. Это глубоко ее задело. Гораздо глубже, чем не знать, что это был он.

Крылья снитча перестали биться, и шарик перекатился в ее руке. Гермиона трижды сглотнула и откинула его верхнюю часть. Положила на стол рядом с позабытым ужином, вынула квадратик пергамента. Развернув его, она попыталась убедить себя, что это, конечно же, не волнение бурлит в груди. Нет, скорее опасение. Либо она что-то не то съела.

Гермиона моргнула, увидев на бумаге слова, выведенные аккуратным и плотным почерком, который не принадлежал Пэнси.

«22:30, воскресенье. У тебя уже есть ключ».

***

Шаги 501 и 502, и 501, и 502, и 501 были сделаны в панике — она поняла, что идет как настоящая курица. Шаг 503 — о боже! — за которым быстро последовал еще один, 504, и еще — 505.

Гермиона почти не обращала внимания на то, куда идет, достаточно хорошо изучив дорогу в первый раз. Такое обычно случается, когда человек много раз ходил взад и вперед. На самом деле выглядело так, как будто она уже двадцать раз совершала это путешествие. Она была слишком занята, беспокоясь о том, что делает, чтобы думать о том, куда идет. Все, что двигало ее вперед, — очень быстрые шаги и решимость, которой она достигла всего пятнадцать минут назад. Сняв пальто в восьмой раз, она вытащила фотографию, которую держала в столе. Вместо того чтобы наблюдать, как это происходит с кем-то другим, она вообразила там себя. Этого было достаточно, чтобы выйти за дверь.

Может быть, она не хотела жить своей жизнью, наблюдая за фантазиями в исполнении других людей, которые не были слишком трусливы, чтобы заниматься подобным. Она Гермиона Грейнджер. Отказ оказал бы ей медвежью услугу. Она храбрая женщина. Она знает, как получить желаемое. И если это прямо за дверью и приглашает войти, почему бы не согласиться?

Причина была в том, кто приглашал, конечно. Почерк точно не принадлежал Пэнси. Гермиона осмотрела его. Может, она спешила, была пьяна или находилась в любом другом состоянии измененного сознания, — но он точно был не ее. Оставалось два варианта: Невилл, который никогда бы этого не сделал, и Малфой, который никогда бы этого не сделал. И все же один из них менее вероятно никогда бы не сделал этого, чем другой; по крайне мере, до этой недели она не рассматривала такую возможность.

Вероятно, это была некая конфронтация по поводу произошедшего, или какая-то форма мести Малфоя за то, что она увидела больше, чем он когда-либо желал ей показать. Она шла с этой мыслью, сжимая в руке волшебную палочку. Однако не могла помешать более порочной части самой себя придумать собственные идеи. Такие, которые заставляли ее желудок переворачиваться на пути к надвигающейся гибели.

Он не дал ей достаточно времени. Трех дней было мало, чтобы все обдумать. Ее разум переполнялся вихрем возможностей, плюс Малфой ничего не выдал на следующий день после того, как она получила снитч. Он рукой коснулся ее руки в лифте, пока разговаривал с одним из сотрудников, а час спустя кивнул ей в коридоре. Вот и все. Ни намека, ни зловещего блеска, ни двусмысленной ухмылки.